– И как ваша дочь реагировала на всё?
– Она замкнулась в себе. К счастью, она занимается спортом и музыкой, дзюдо и скрипка. Она записалась в консерваторию и должна начать учёбу в Ренне в следующем году. По дзюдо она недавно получила чёрный пояс. В остальное время она закрывается в своей комнате, читает или мечтает.
Могут ли эти детали объяснить что-либо? Настоящее не может ничего изменить в прошлом, а на самом деле ещё больше сгущает тайну исчезновения красавицы по имени Гвен.
– Я могу осмотреть её спальню?
– Пойдёмте.
В этот момент мощный луч маяка с моря проник сквозь окно, заливая светом картины, украшающие стены. Салон выглядел как освещённый корабль, который уплывал мало по мало в ночь, пока от него не осталось лишь красное свечение. Врач застыл в изумлении от этой игры света у лестницы, а потом сказал:
– Поднимемся наверх.
Металлическая лестница громко озвучивала наши шаги, как перезвон предвещающий конец света. Мы поднялись к большой библиотеке. Между книжными полками, забитых книгами, стоял белый лакированный стол. Прямо перед нами была дверь, тоже белая, что вела в комнату Гвен. В её комнате царила смертельная тишина. Большое эркерное окно, выходящее на террасу с видом на океан, украшало комнату, которая казалась слишком большой и, тем не менее, темной. Книги на полках, современный письменный стол, качели, свисающие с потолка, небольшая кровать, приставленная к стене, всё выглядело нелепо. Постельное бельё и одеяла свалены сбоку от кровати. В углу комнаты деревянный стол завален кучей одежды: купальники и пляжные костюмы, брюки, морской джемпер.
Рядом дверь, ведущая в большую ванную комнату, здесь на полке перед зеркалом стояло множество маленьких бутылочек с различными духами, расставленных с любовью.
– Она собирает их, – говорит хирург, перехватывая мой взгляд.
Осмотрев всё, мы опять вернулись в комнату.
– У неё мало друзей, – продолжал Шнебель, – я знаком только с двумя или тремя.
Через моё плечо он грустно посмотрел на тёмный пляж. Сквозь окно был виден залив. Волны, словно жемчуг перекатывали по пляжу белую морскую пену. Дождь, не переставая струился по окну.
– Я ничего не трогал, – сказал доктор подавленным тоном.
Он и его дочь жили в созданном ими мире, отягощённым множеством воспоминаний, готовых обернуться в любой момент катастрофой. Зеленоватая лампа, похожая на маленького светлячка освещала поверхность письменного стола.
– Компьютер включён. Днём я этого не заметил.
Я открыл крышку компьютера и нажал пуск. Изображение появилось моментально, как вспышка. На экране была картина Гогена. Я медленно прокрутил все изображения и насчитал шесть картин Гогена полинезийского периода. Это были группы молодых томных разнеженные женщин, написанных яркими и темными цветами. На одной картине рыжая собака в углу казалась безразличной к их ужимкам.
Я вспомнил,