И речь
Из бумажки выжал:
Мол, выпестован
И зарыт капитал.
А внук
Весь в прадеда
Вышел.
Еще на трибуне
Дымит каравай,
И речи медовые льются,
А Сам
Отослал
К Богу в рай
Научную революцию.
Не хватит снегов,
Чтоб отчеты укрыть,
Когда
Она закуролесит,
Спокойнее будет,
Когда эта прыть
Сопьется
В заоблачных высях.
Буфетом ей –
Релятивистский
Пустырь.
Таранкой –
Хвостатый камень.
А в пасти «дракона»
Скулит поводырь.
Гладит Сам –
Да это ведь сам он.
Не звездами –
Мерзлой свеклой
Очерчены
Мерзкие части.
Чу! Скрежет
Бежит гробовой.
Смердящий желудок –
Настежь.
Трясет кобурой
Требухи тошнота.
Свекла
Белой коброй вдогонку.
За что же?
За что?
Как склероз темнота.
Да резкая боль
В перепонках.
А телефон
Надрывался и звал.
Как будто на помощь.
Как будто разули.
Но не прыгал к нему
Обнимать-целовать
Председатель,
Уснувший на стуле.
Как будто стая
Белых сов,
Вспорхнули,
Схлынули заботы.
Махнули совы
В сонме снов
Передохнуть,
Переработав.
Махнули,
Чтоб подсторожить,
Подкараулить
Пробужденье,
И в руки заново
Вложить
Нескладных дней
Опроверженье.
Роден
(Иванову Н.М., секретарю парткома)
Завод грозовой.
Текучка заела.
Знай, поспевай
Расхлебывать.
А тут еще шефское дело –
Вовсе нештатное
Вроде бы.
Лишь только
Застенчивый
Вечер
Зашторит
Устало окно,
Уходят в наряд
Секретарские плечи
И долго парят
Над зеленым сукном.
Пускай поостынет
До завтра
Незавершенка
Дел.
Ладони до дрожи
Азартно
Гладят
Лист глянцев и бел.
И план,
Распластавшийся полем,
Вспоенным
Прополисом вьюг,
Уже изумрудится
Сладости полон,
Как радости звонкой
Ромашковый луг.
И хороводы –
Аж за горизонт.
И любит, не любит –
На счастье,
Но вдруг лепестки,
Как слизало грозой,
И гарнизонит
Ненастье.
Клеши по шею
В квашне
Из пашни.
В