Между тем Герман, кажется, и впрямь начал говорить о вещах интересных.
– По нраву ему пришлось рвение мое к наукам. А я и рад! До старости ветхой читать-писать едва выучился, да и помирать собрался, уже и причастился, и соборовался, и в дальний путь обрядился, лежу, своего часа жду во обители святого Антония Римлянина, что близ Великого Новагорода. А тут муж, ликом светлый, якобы ангел Господень, с посланием архиепископским меня из домовины выдернул, от хвори отлучил и новый путь дал… И сладостно мне стало прикасаться ко словесам отцев Церкви, богословов, светильников иночества древнего. Досель некнижен умом был, а отсель переменился. Ну и, грешным делом, ко писаниям о летах былых, о царях и святителях, о войнах и крещении языцев душою прикипел. Возлюбил летописи да хроники, хотя вовсе они не то чтение, что монаху подобает. Алферу-то моя страсть неофита в книжности на сердце легла. Указывал он мне хорошие книжицы, строжил, что писаний много на свете, а не все божественныя суть, но давал редкие свитки из Магнаврской вивлиофики, где был книгохранителем. Вот, дал одну хронику пречудную, словно бы сказочную… Хронику небывших дел…
«Так-так. Значит, проведал!» – навострил уши Апокавк.
– А я ее никак не мог до конца одолеть. Уже и срок мне приспел в Хишпанею отплывать, а я все мусолю. Он и говорит мне, не яко наставник, а яко добрый товарищ мой: «Не возьму в толк, какие чудеса ты там обрел, давно всем хроника Никиты Хониата известна, а ты ею странно поражен. Но тебе, Германе, хронику сию могу отдать в твое путное шествие, ибо великий Магнавр имеет ее во множестве списков, и есть среди них поисправнее того, что тебе даден. Читай в свое удовольствие, архиерей свежевыращенный»…
«Следовательно, тот, магнаврский библиотекарь не знал, не понял, в конце концов, не обратил внимания. Значит, не было злого умысла. Такое могло случиться. Сунул руку не в тот сундук, не углядели за ним… Надо бы проверить. Для порядка. Но истинного преступления чрез законы пока не видно».
– …я и читал, угобжался. Дивного там много, не бывшего никогды…
– А с какого места, высокочтимый кир Герман, начинается в ней… дивное? – осторожно осведомился патрикий.
– Чего ж проще? Сам посмотри. Чай, за тем сюда, за три моря, и явился.
С этими словами Герман вышел из трапезной, побыл в соседнем покое время, надобное для того, чтобы дважды, не торопясь, прочитать «Отче наш», и, вернувшись, положил на стол книгу, оболоченную досками в коже с оттиснутым знаком – буквицей «Д»… Первой в имени Доброслава, писца одного из старинных полоцких князей.
«Она… Господи, она!» – затрепетал Апокавк, выкладывая на стол вторую книгу.
– Разгни,