Маргарета пожимает плечами, она уже и так совсем расстроилась, пока готовила завтрак, и теперь ей совершенно наплевать на эту завуалированную критику ее кулинарных талантов.
– Ты еще останешься и поспишь немножко? – любопытствует Кристина, пока тоненький слой масла тает и впитывается в ее свежий, еще горячий тост.
В масле полно черных крапинок – Маргарета только что намазывала им свой горелый сухарь. Обе молча глядят на масло в крапинку, наконец Маргарета отвечает:
– Да. Если удастся. Но в обед я все-таки свалю.
Кристина серьезно кивает:
– Тогда я оставлю тебе ключ. Когда запрешь, можешь положить его в одну из ракушек снаружи…
Маргарета корчит недоуменную гримасу:
– На крыльце, что ли?
– Ну да. Я купила их, когда мы с Эриком были на Бали пару лет назад… Это была настоящая эпопея – довезти их целыми до дома.
Маргарета чуть слышно фыркает:
– Так они, что ли, настоящие?
Кристина вскидывает на нее взгляд, явно шокированная.
– Разумеется, настоящие.
Маргарета, ухмыляясь, тянется за сигаретами. Ее недоеденный тост с маслом остался лежать на тарелочке.
– Надо же, – говорит она и щелкает зажигалкой. – А я-то думала, гипсовые…
Но как раз теперь, когда пришел Кристинин черед разозлиться, звонит телефон. Ей надо ехать в приют. Немедленно.
Черстин Первая является прежде, чем я рассчитывала. У нее мягкие бахилы поверх белых сандалий, поэтому я ее не услышала. Вдруг дверь в мою палату легонько толкнули – и вот она здесь.
Особенность красивых женщин – у них практически нет лица. Достаточно посмотреть рекламу: у первейших красавиц отсутствуют черты лица, только пара свободно парящих глаз и намек на рот.
То же самое и у Черстин Первой. У нее, разумеется, есть и нос, и щеки, и подбородок, но блестящие глаза и безупречной формы губы настолько подавляют все остальное, что больше ничего и не видно. Вот она хмурит на меня красиво изогнутые брови и вперяет мерцающие глаза в мое убожество.
– У тебя появились новые пролежни?
Я хватаю мундштук.
– Нет. Пока что.
– Но ты сказала Ульрике, что у тебя появились пролежни.
– Какой Ульрике?
– Санитарке, которая приносила тебе сегодня завтрак. По ее словам, ты утверждаешь, будто у тебя появились пролежни…
– Такого я не говорила. Я сказала, что у меня появятся пролежни, если я не приму душ.
– Сегодня у нас нет для этого персонала.
– Я не мылась целую неделю!
– Сочувствую. Но я не виновата, что у нас сейчас не хватает ресурсов. Впрочем, я прослежу, чтобы тебя сегодня подняли и привезли в гостиную. Кресло-каталка – лучшее средство от пролежней, ты ведь знаешь. Сегодня, кстати, у нас лото. А потом будет петь хор.
Меня корежат спазмы, голову мотает так, что едва удается удержать в губах мундштук. И все-таки я ухитряюсь выдуть корявый протест:
– Я