царство ему небесное… эээ… вернее, подземное у Аида-Плутона, Бога царства мёртвых! Царица Фессалии этого не ведала и каждый Божий день с рассвета до заката продолжала, как на работу, ходить к морю, простаивать и просиживать свою тунику на его берегу, надеясь узреть приближающийся белый парус. Никто из профильных Богов, видя чувства и безмерные страдания Алкионы, не решался сообщить ей об утрате. Вообще-то это природная функция Гермеса-Меркурия, но он отлынивал от исполнения своих прямых обязанностей, найдя отговорку, что служит вестником-переносчиком информации не из уст в уста, а от Богов к Богам. Тогда я, даже не переодеваясь в белый фрак, вышел вперёд, взял всю ответственность на себя и послал ей сон, который проскочил через роговые ворота. В грёзах царица увидела, что её супруг утонул в водяной погибели и его выбросило волной на берег, где она ранее простаивала и просиживала. Алкиона в один миг проснулась и ринулась к морю, не одеваясь, нагая, в чём мать родила. Сон оказался правдивым, как мной и предполагалось: у роговых ворот такая судьба – показывать смертным вещие сны. Царица так обожала своего мужа, что не могла жить без него ни одной секунды. Она тоже бросилась в море и утопилась. Это была сильная женщина со свободной волей. Галилеянин и его адепты её бы не поняли и осудили, а мы, Боги-Олимпийцы, – нет. Мы ей сочувствовали и скорбели.
Нет повести печальнее на свете, чем о царях Фессалии в куплете… эээ… в сонете и на рассвете в газете. О царях, попавших ненароком в Божьи сети. Чтобы супруги больше не разлучались, мы, Олимпийцы, превратили Кеика и Алкиону в птиц-зимородков. С тех пор фессалийские царь и царица в образе пернатых витают в небесах и предупреждают моряков о грядущих бурях и штормах. Сколько жизней они спасли своими сигнальными тревожными криками! Сотни, тысячи, их
тьмы, и тьмы, и тьмы! Вот и Галилеянин тоже никогда бы не понял, что бывают и такие причинно-следственные связи. Логика – всему голова. Теперь ты уже уверовал в меня, смертный? Тебе осталось сделать всего пару шагов, чтобы из нечестивца превратиться в честивца… эээ… в праведника!
Неожиданно раздался звон бьющейся керамики: эти звуковые волны оказались доступны уху Богов, но как ультразвук не воспринимаемы человеческим слухом. Гипнос взглянул на сына: Морфей, преобразившись в ребёнка с крылышками, уже мирно спал, а рядом с ним сиротливо лежали осколки разбитой вазы и несчастные, хаотично рассыпавшиеся вокруг пурпурные маки.
«Прямо как настоящий ангел! Истинный и посконный! Но не стоит впадать в детство, сын, даже если тебя таковым видят смертные окружающие и увековечивают именно в этом образе. Впрочем, всегда стремись к лучшему, но готовься ко всякому, ибо всё равно попадёшь в тишь, в глушь, в Божью благодать и в пыль библиотек! – подумал любящий отец, ненадолго, но проникновенно заглядевшись на своё талантливое чадо: дело не терпело отлагательств, а родительское неевнуховое чувство могло подождать до утра. – На Юпитера надейся, но сам, как такой же Бог, пусть и не статусный, не плошай! Какое прекрасное слово
