Он рассказывал это таким простым языком и с таким обаянием делился радостным воспоминанием, что невольно чувствовалась его сила, которая завоевывала и грубые, и чуткие сердца. Я хорошо понимал этих «больших ребят», которые «его любили», и которым не нужен был смех без его участия. Много позже, в лесах Аугустово, он порой давал мне читать письма его старых товарищей, которым он сам прилежно писал. Среди них было и письмо этого социал-демократа из Бреслау. Оно начиналось со слов «Дорогой господин лейтенант», и весьма неожиданно среди всех новостей появились следующие строки: «С тех пор, как вы уехали, наши разговоры не стали лучше. Над многими шутками вы бы не посмеялись, и мы бы тогда тоже не стали смеяться над ними». Даже в Германии, вероятно, не так много офицеров, которым пишут такие письма…
В железнодорожном вагоне, который мчал нас через всю Германию с запада на восток из Меца * (прим. пер.: столица Лотарингии) в Позен, я проводил долгие часы со своим товарищем, который так быстро успел полюбиться мне. Много смеялись и болтали. Его словами говорил чистый, ясной, волевой дух. Грация мальчика сочеталась в нем с достоинством мужчины, он был совсем молод, и он своей скромной, но в то же время уверенной любовью к жизни чуть не до боли напомнил мне моего младшего брата, который в первые дни сентября погиб во Франции. «Вы перелетная птица, не так ли, Вурхе?» спросил я его, основываясь на моих мыслях и сравнениях, и смотрите-ка, я коснулся тех вещей в жизни, которые он любил больше всего! Весь блеск и все счастье немецкого будущего исходили, по его мнению, из духа странника, и когда я думаю о нем, человеке, который так ясно воплощал в себе этот дух, я не могу не согласиться с ним…
Пара недель подготовки в лагере на Варте ничего не изменили в душе юноши. Он быстро стал сначала унтер-офицером, а затем фельдфебелем и лейтенантом. Он легко справлялся со своими обязанностями, непринужденно и свысока смотря на недовольство и мелочность, характерные для муштры в мирное время. Однажды и у меня сорвалось с языка гневное слово, я уже не помню, кому оно было адресовано и по какому поводу. Тогда он взял мою руку, посмотрел на меня своим заразительно веселым взглядом и процитировал из своей