А тем временем, когда мы закрываем контейнер с телом, Хантер выходит из комнаты, и я уверен, что он пошёл отчитываться перед начальством, а мы с Эдом остаёмся – сегодня сами себе уборщицы. Нужно привести операционную в первозданный стерильный вид.
Эдик, усердно прыская на стол дезинфицирующим средством, спрашивает меня:
– Лука, можно вопрос?
Я, не отвлекаясь от распарывания повреждённых пакетов со льдом и сваливания его в раковину, отвечаю:
– Валяй.
– Почему ты криопациентов всегда называешь трупами или покойниками? Это ведь не совсем правильно.
Я отвлекаюсь и смотрю на Эдика. Он мягко водит губкой по столу.
– Почему неправильно?
– Ну… – говорит Эд, – они ведь могут ещё ожить. Поэтому они и называются криопациентами. Ведь в этом весь смысл.
Я ненадолго задумываюсь. Не над словами Эдика, а над тем, стоит мне его переубеждать или оставить всё как есть. Эд заканчивает гладить губкой стол и подходит к раковине, чтобы вымыть руки. Заглядывает мне в лицо. Я уже хочу сказать ему что-то нейтральное, вроде «не бери в голову, случайно», но вдруг обращаю внимание на серебряный крестик на его шее.
– Разве это не противоречит твоей религии? – с любопытством спрашиваю я, показывая на крестик.
Эд начинает теребить его рукой и убирает под свитер.
– Ну в Библии ничего не сказано про это…
– Кажется, тебе нужно внимательнее перечитать свою настольную книгу, дружище, – усмехаясь, говорю я. Я сам Библию читал ещё в школьные годы и ни черта уже из неё не помнил, но это чтиво способно запутать любого, задающегося экзистенциальным вопросом. Говоря с Эдом, я не ставил себе цели переубедить его или настроить против его религии. Мне было всё равно, просто нравилось озадачивать Эда, смотреть на то, как он перерабатывает информацию, шевелит шестерёнками. И пока он думает, я кладу ему в мокрую руку ключи от лаборатории, и он непонимающе смотрит на них.
– Закроешь лабораторию, я домой.
– Хантер сказал, надо перед уходом все параметры проверить…
Я пожимаю плечами, снимая белый халат.
– Ну хочешь, проверь. Я бы не стал. Не умрёт же он второй раз. До завтра.
Эдик растерянно стоит с ключами, бубня что-то на прощание, а я выхожу, довольный удачным рабочим днём. И думаю, уж не выбрал ли религиозный Эд эту совершенно неподходящую ему профессию только потому, что крионика – своего рода отсылочка к воскрешению. Потом решаю, что думать об этом бессмысленно, и выбрасываю это из головы.
На улице уже темно, к тому же возле нашего здания (включающего операционную, основную лабораторию по подготовке к заморозке, криохранилище, являющееся ангаром, временное