Илья поднялся, взял топор, – «Топор – это человек!..» – проговорил он и ушел в темноту. Надя тревожно прислушивалась к шороху его шагов, стуку топора.
Как только Илья отошел, лес начал казаться ей тревожным и запутанным. Снова пришли на память медведи. Она даже напрягла слух, но ничего, кроме шелеста дождя, не услышала.
Наконец Илья вернулся. Он приволок несколько срубленных им сушин и охапку мягких пихтовых веток. Надя хотела помочь ему. Она взялась за одну из сушин, но даже не смогла ее поднять. А Илья хозяйственно содрал бересты с соседней березки, наломал смолистых кедровых веток и веточек, сложил их «шалашиком» с берестой внутри и начал разжигать костер.
Сначала робкие маленькие огоньки сворачивали в трубку бересту, нерешительно прыгали по мокрым веткам, потом слились в один общий огненно-желтый язык. Хворост затрещал, толстые сушины охватило с обеих сторон и пламя от середины стало распространяться вширь, отбрасывая вокруг все больше тепла и света.
– Ну, вот, теперь нам и дождь не страшен, – сказал Илья. Он развесил на ветки плащ для просушки, переоделся в сухой свитер и, сказав: – А брюки и так высохнут, – уселся у огня.
– Костер – это человек!.. – услышала Надя уже привычные слова Ильи.
Теперь обстановка выглядела иной. Свет костра отодвинул ночной мрак, а вместе с ним как бы отодвинулись холод и дождь, лес уже казался Наде не страшным, а фантастическим.
Илья еще раз ушел в темноту к ручью и принес воды.
Надя стала готовить ужин. Подвесила к огню кастрюлю с водой, раскрошила в нее гречневый концентрат, расстелила мешочки из под образцов, разрезала и разложила на них хлеб.
Илья молча наблюдал за ней. Ему нравилась ее хозяйственная расторопность, ее забота о нем. Разостланные мешочки для образцов напоминали цветастые скатерки, от огня веяло теплом, одежда просыхала. Вспомнив ее недавние страхи, он весело сказал:
– А медведи-то где-то неподалеку ночуют.
– К огню они не подойдут, – ответила Надя. Ее большие лучистые глаза восторженно смотрели на него. А ему тоже хотелось сказать ей что-то значительное и большое, но взгляд Нади смущал его и сказал он, почему-то, совсем не то, что хотелось.
– Великая сила огонь, – сказал он. – Если бы я был скульптором, я создал бы памятник огню. Что-нибудь вроде усталого путника, греющего руки над костром или прикованного к скале Прометея. Такое грустное, радостное и величественное…
– Огонь – это человек!.. – улыбнулась Надя и вдруг спросила:
– О чем Вы говорили с Викентием Петровичем?
Он не понял.
– Когда?
– Перед тем, как нам выйти в маршрут.
– Да, так…
Настроение у Ильи снова испортилось. Он не хотел вспоминать о том, что и Викентий