Содержание журнала как-то плохо вязалось с игривой обложкой и названием «Кофеёк». Можно было ожидать чего угодно – от кулинарных рецептов и шмоток до жёлтых сплетен и новых автомобилей, но только не политические эссе вперемешку с бизнес-аналитикой. Полистав журнал туда-сюда – схемы, графики, таблицы, – Полевой остановился на статье Голдстейна «Где кончается родина?»
Выделенный жирным абзац: «В словарях вы найдёте одно и то же определение. Родина – это государство, где человек родился и гражданство которого получил. Иногда добавляют: территория, на которой исторически проживает его род».
А дальше уже обычным шрифтом: «В теории всё просто, однако, как водится, на практике возникают вопросы. И их немало. Например, такой: если семья ребёнка уезжает из страны своих отцов и дедов, едва ребёнок родился, то какую территорию считать родиной ребёнка? Ту, где он родился, которую не запомнил и, возможно, никогда больше не увидит? Если верить словарям, то да, именно так: родина – это биологический отец, пусть даже сбежавший сразу после зачатия».
А потом: «В статье „Капитализм и иммиграция рабочих“ Ленин писал: „Нет сомнения, что только крайняя нищета заставляет людей покидать родину, что капиталисты эксплуатируют самым бессовестным образом рабочих-переселенцев“. В целом, большевики, рассматривая „национальный вопрос“, были вынуждены плыть меж Сциллой и Харибдой, признавая, с одной стороны, „право нации на самоопределение“, под которым „разумеется государственное отделение их от чуженациональных коллективов“, а с другой стороны, критикуя „буржуазный национализм“, потому как „национальная культура“, со слов того же Ленина, „вообще есть культура помещиков, попов, буржуазии“, а цель марксизма – „интернационализм, слияние всех наций в высшем единстве“».
И ещё, на следующей странице: «Здесь, пожалуй, следует остановится на так называемом комплексе Антея – мнении, что постоянное проживание в одной местности способствует формированию гармоничной личности и, как следствие, ответственного добропорядочного гражданина».
Разница не столь уж велика. Один сказал бы: «Он отложил книгу и посмотрел в окно», – а другой: «Едва солнечный зайчик пробежал по странице, он отложил книгу и посмотрел в окно».
Мимо кафе время от времени проходили люди. Их одёжка в такие дни – первые по-настоящему тёплые, весенние – выглядела как витрина бутика: здесь и нераспроданное из зимнего, и актуальное весеннее, и новое летнее. Прошлое, настоящее, будущее. Кто в куртке с меховым воротником, кто в плащике, кто в лёгком свитере. Не хватало разве что совсем уж отчаянных – в майках и шортах, хотя встреть кого-нибудь одетого так в троллейбусе или трамвае, Полевой