Her Moscow cousin, young princess
Alina, who had read it, yes,
Told her of that, and just because
Her future spouse at that time was
Her suitor, whom she didn’t adore,
And she was sighing for a guy,
Who was more clever and less shy,
Whom she preferred and adored more.
This Grandison was brave and smart,
A gambler and a sergeant guard.
XXXI
Как он, она была одета
Всегда по моде и к лицу;
Но, не спросясь ее совета,
Девицу повезли к венцу.
И, чтоб ее рассеять горе,
Разумный муж уехал вскоре
В свою деревню, где она,
Бог знает кем окружена,
Рвалась и плакала сначала,
С супругом чуть не развелась;
Потом хозяйством занялась,
Привыкла и довольна стала.
Привычка свыше нам дана:
Замена счастию она.
XXXII
Привычка усладила горе,
Неотразимое ничем;
Открытие большое вскоре
Ее утешило совсем:
Она меж делом и досугом
Открыла тайну, как супругом
Самодержавно управлять,
И всё тогда пошло на стать.
Она езжала по работам,
Солила на зиму грибы,
Вела расходы, брила лбы,
Ходила в баню по субботам,
Служанок била осердясь –
Все это мужа не спросясь.
XXXI
Like him she used to be attired
In modern fashion, looking fine;
Though, wedding was against desire,
It was by parents sanctified.
To dissipate his spouse’s mourn
The clever husband very soon
Left to the country, where she found
Herself in Lord knows what surround.
She rent her hair and wept, at first,
But then, by household distracted,
And being by the life affected
She with her husband didn’t divorce.
We all get habit from above,
And it replaces good and love.
XXXII
The habit pacified her mourn,
Which by no means could be repulsed,
A remedy she found soon,
Which resurrected her at last.
Thus, switching business and pastime
She managed a smart hold to find
How to control like does a reign
The husband and to give away
Her mourn. And she was spending days
Inspecting works and keeping records,
Arranging pickling, shaving recruits,
Enjoying baths on Saturdays;
She beat her maids for the omissions
And never asked for spouse permissions.
XXXIII
Бывало, писывала кровью
Она в альбомы нежных дев,
Звала Полиною Прасковью
И говорила нараспев,
Корсет носила очень узкий,
И русский Н как N французский
Произносить умела в нос;
Но скоро все перевелось;
Корсет, Альбом, княжну Алину,
Стишков чувствительных тетрадь
Она забыла; стала звать
Акулькой прежнюю Селину
И обновила наконец
На вате шлафор и чепец.
XXXIV
Но муж любил ее сердечно,
В ее затеи не входил,
Во всем ей веровал беспечно,
А сам в халате ел и пил;
Покойно жизнь его катилась;
Под вечер иногда сходилась
Соседей добрая семья,
Нецеремонные друзья,
И потужить и позлословить
И посмеяться кой о чем.
Проходит время; между тем
Прикажут Ольге чай готовить,
Там ужин, там и спать пора,
И гости едут со двора.
XXXIII
It happened that instead of ink
She by her blood the albums signed,
She named Praskov’ya Paulin,
And spoke singsong and deeply sighed;
She wore the corsets fitted tight
And Russian N in French did write;
When