– Не виноват я ни в чем. Помилуй меня, государь, Христа ради.
Петр гневно топнул ногой. Грызущая его Жестокость, вильнув хвостом по пыли, снова выросла вдвое. Теперь она стала настоящим драконом! Царь кивнул Голицыну, веля ему идти за собой, и, сильно размахивая на ходу руками, побежал к пушкам. Орудия стояли на возвышении вдоль ширины крепости, слева от входа. По пути следования юного государя офицеры быстро и четко перестраивали ряды потешных, открывая широкий проход для Петра и Бориса Алексеевича. Боярин шел, низко опустив голову. Красная ящерица, несмотря на свои устрашающие размеры, очень шустро пятилась перед царем, не мешая его движению. Ясное дело, обжоре не хотелось расставаться с роскошным обедом! Потом рептилия и вовсе выпрямилась, подхватила мальчишку передними лапами, подняла его вверх, до уровня своей жадной пасти – так Жестокости было удобнее поедать царское сердце – и с удвоенной скоростью заскакала задом к пушкам. Дормидонт Ильич – его зеленая туша ярко отсвечивала на углу между крепостными стенами – замерев, следил за летящим нод землей Петром вылупленными желтыми зенками. «Интересно, – подумала я, – он-то, в отличие от остальных, видит ящерюгу или нет? Правда, Дормидонт тоже – подданный его упрямого величества. Но ведь селянин – еще и жаба, милая сестренка Жестокости. Значит, должен узнать родственницу. И, наверное, это так и есть: не зря же конюх вжался в стену и испуганно таращится на происходящее!» Светка сказала:
– Вот странно! Я понимаю: это мы с вами видим, что Петра несет на ручках ящерица, потому царь и передвигается поверху. Но его современники?! Для них, получается, нормально, что Государь Московский летит по воздуху? Смотрите: ну, хоть бы кто-нибудь удивился или вскрикнул!
– Таковы убеждения верноподданных любого монарха, – хмыкнул Кирилл Владимирович. – Государевы рабы твердо знают: их царь велик и могуч, венценосцу подвластно все: и земли, и воды, и воздушные движения в его владениях. А судить о поступках миропомазанного величества простые смертные не имеют права. Это во власти одного Господа Бога.
– Но это же правильно! – горячо отозвался Иноземцев. – Слышали, Петр рассказывал: бояре не давали ему стрелять? Да если бы пацан, как положено нормальному царю, не наплевал на их запреты, в России и не появилась бы сильная артиллерия! Подумайте, из чего бы тогда стрелял по немцам под Москвой мой двоюродный прадедушка? Из раскрашенной пушки, похожей на ту, что свистнул Щука?
– Да оставь ты, Саня, в покое своего героического предка, – тихо сказала Светка, всматриваясь в происходящее возле орудий. – Что это Петр там развопился? Побежали, узнаем!
Мы кинулись к пушкам. «Чего узнавать? – в ужасе думала я. – И так ясно: царь наконец заметил пропажу деревяшки. И из этого наверняка выйдет ужасная дрянь!»
Я не ошиблась. Петр, по-прежнему приподнятый над землей Жестокостью, тыкал пальцем в пустое место между орудиями. Государь негодующе