Ночью, перед тем как заснуть, она поцеловала меня и прошептала по-китайски: «Как сильно я люблю тебя! Завтра, милый, ты непременно умрешь», а потом улыбнулась и уснула крепким сном, каким спят младенцы и люди, совесть которых ничто не тревожит. А я сидел на кровати, любовался ее необыкновенной красотой и думал о том дне, когда мастер Лю Фэй сказал мне, что я постиг все секреты Пути Тысячи Птиц, кроме одного. Когда же я спросил его, что я могу сделать, чтобы он передал мне этот последний секрет, он ответил, что этот секрет передается только членам семьи Лю. Я был обескуражен, раздосадован, взбешен, пока не понял, что ничего невозможного нет и если я не родился в семье Лю, то могу стать ее членом, если дочь моего наставника станет моей женой. На свою голову мне удалось очаровать ее, но я и сам влюбился, и если вначале я был движим корыстным желанием постичь все тайны Пути Тысячи Птиц, то затем во мне не осталось ничего, кроме всепоглощающей любви к Минь Юэ. Когда же мы пришли к Лю Фэю, чтобы испросить его разрешения сыграть свадьбу, он резко отчитал нас, сказал, что никогда не даст разрешения дочери жениться на не-китайце, а дочь его, опозорившая себя и семью, должна быть изгнана. В тот день Минь Юэ поклялась убить меня, но так как ей не удалось немедленно это осуществить, мы вместе отправились в изгнание.
Поначалу мне казалось, что Лю Фэй подстроил это, чтобы совершенствовать наши воинские навыки, ведь каждый день, сражаясь не на жизнь, а на смерть, мы оттачиваем технику и совершенствуем дух. Да, наверное, Лю Фэй думал и об этом. Однако недавно я понял гораздо более важную вещь. Мне открылся последний секрет Пути Тысячи Птиц. Раз за разом выживая после атак Минь Юэ, я задавался вопросом, как может выходить так, что человек с техникой более совершенной, чем моя, на крови поклявшийся убить меня, не может преуспеть в своем начинании? Когда же я нашел ответ, я рассмеялся и постиг главный секрет Пути Тысячи Птиц.
Мусины горести
Новенький парнишка оказался ни к черту: я еще из коридора услышал его истеричные вопли, а уж когда его под руки ввели в кабинет двое братьев, то я по выражению лица понял, что толковой работы не получится. То ли дело вчерашний русский, офицер разведки: как я ни старался, а за первые полчаса мне не удалось извлечь из него ни слова, только глухие, сдавленные стоны да взгляды, исполненные ненависти. Такое поведение всегда вводит меня в профессиональный азарт, возникает вопрос: смогу или не смогу? Конечно, когда я принялся за мошонку, даже стальной русский заорал, как баран на бойне, но это, согласитесь, из разряда unfair play. К сожалению, времени мне на каждого человека отводят мало, а не то я подобную тяжелую артиллерию отложил бы на потом. Интересно ж посмотреть, что из более конвенционных методов сломило бы его характер?