Я, было, протянул руку, но вдруг почувствовал, что то, что заключено внутри, имеет силу убийственную и страшную, схожую с той, что заключена в безобидных фигурках светящихся зверушек. Я сказал себе, что не могу позволить Петрику держать такое в руках. Я вскрыл конверт сам – и крик вырвался у меня. Все страхи, весь ужас, который только может испытывать человек, отчаяние от осознания невосполнимости утраты – то самое, что я испытывал, думая, что навсегда потерял Рики – всё это жило под тонким слоем бумаги, а теперь набросилось на меня, на моё сердце. Картины чего-то невозможного, чего я не хотел видеть, какие-то руины, чёрный дым в ясном небе, крики и мольбы о помощи, разбитые окна, топот копыт и ног по мостовым… моей Някки. Чёрно-красное море под безмятежностью синевы. Блеск клинка, который страшнее всего. Голос Петрика, ворвавшийся в этот кошмар:
– Миче! Миче, чего орёшь? Ночью даже! Что за привычка орать?
– Орёшь? Что орёшь? – спросил я чёрный силуэт, нависший надо мной. И сам поразился тому, как слаб мой голос, и как он дрожит.
– Не я ору, а ты, – укорил меня мой друг, хвала светлой Эе, вне сна. – «Мама! Папа! Бегите, бегите!» – вот что ты кричал, Анчутка. И ещё меня звал. Миче, что это значит? Что-то случилось? Там, в Някке?
Спросонья я не мог сообразить, как объяснить ему приснившийся кошмар. Живописать подобные ужасы?
– Случилось ли, спрашиваешь ты? Я не знаю. Но вот-вот мы получим известие.
– О чём, Миче? Скажи мне, как предсказатель: хорошее или плохое известие?
– Не могу знать, Петрик. Если хорошее, я бы так, наверное, не орал. Приснилось мне чёрт знает что! Думал, покончено с моим страхом. С тем, что мучил меня всю жизнь. Страх за Рики. Но снова здравствуйте. Бой… Пожары… Резня… Изначально, в детстве, я боялся именно этого. Ты ведь помнишь?
– Предчувствие?
– Наверное, да. Наверное, как предсказатель, я боялся стать свидетелем резни. Я был запуган взрослыми ещё в раннем детстве. Но загнал эту боязнь далеко. Глубоко-глубоко. Мне было велено об этом не думать. Я думал только о Рики, потому что он маленький, и очень дорог мне всегда был. То есть боялся опасности для него. Когда он родился, у меня всё перепуталось. Потом – факелы саду, и сгорел мой дом. Мне показалось, что всё, что то, чего я боялся, в прошлом. Ан нет.
– Тебе приснился сон о том, что должно случиться? Или что мы получим известие о том, что случилось? Или что ты станешь свидетелем того, что случится? Где?
– Я ли? На конверте, Петрик, было написано твоё имя. Приснилось, что конверт мне принёс знакомый волк.
– Я стану свидетелем?
– Чему ты удивляешься? Почему мы провели зиму в дороге и попали в тюрьму? Сам сказал осенью, что надо вернуться в Някку, всех всполошил, толковал о катаклизме и перевороте, вызванном будущими реформами –