– Такого ещё не было…
Сейчас задумался Павел Олегович. Он оценивающе смотрел на меня, обдумывая свой ответ.
– Вы надеетесь, что когда-нибудь подобное произойдет – наступит самый лучший день в вашей жизни?
– В этом месте есть только надежда…
– Рад, что это так, – искренне ответил доктор. – Вы верите в то, что есть надежда. Это важно – не терять надежду.
– Самым лучшим днем в жизни станет мое возвращение домой, – не слыша его слов, ответила я.
– Вы так думаете? – Павел Олегович снова сверлил взглядом мое лицо. Мне было абсолютно непонятно его сомнение в этом факте.
– А что, может быть иначе? – возмутилась я.
– Не знаю, это ведь ваш лучший день…
Вновь воцарилось молчание. Доктор медленно перелистывал странички дневника, давая мне возможность поразмыслить.
– Все, что вы написали, несомненно, важно. Повествование довольно стройное, – он ещё немного почитал мои записи, а затем добавил: – Но я нигде не вижу ни слова про содержание ваших видений во время приступов. Никаких упоминаний…
– Вы же знаете, что они все время повторяются… Каждый раз одно и то же…
– Знаю, – кивнул Павел Олегович. – А ещё я знаю, что ты никогда не говоришь о них. Лишь пару раз за годы нашего знакомства я слышал от тебя описание ужасных образов чудовищ, нападающих на тебя. Но это все. Возможно, сейчас, когда ты узнала для себя новый способ откровения – дневник, ты сможешь подробнее рассказать о своих кошмарах.
Я молча пожала плечами. Ужасы моей настоящей жизни тревожили меня сейчас больше, чем припадки. Об этом я и сообщила доктору через мгновение раздумий.
– Верно, – согласился Павел Олегович. – Вы ведь и сами, наверно, обратили внимание, что за три дня переживаний неурядиц с мужем у вас не было ни одного приступа. Впервые за все пребывание здесь.
Я плохо помню последние три дня, мой разум витал где-то далеко. Но в тот момент, когда врач обратил мое внимание на это время, в памяти тут же вновь всплыло это противное чувство дежавю. Я невольно поежилась, что не осталось без внимания Павла Олеговича.
– Кирочка, вы хотите мне что-то рассказать? – поинтересовался он.
– Нет… Я плохо помню последние три дня… – призналась я.
– Развод – это тяжелое испытание для любого, – доктор говорил с осторожностью, стараясь тщательно подбирать слова, но в голосе его чувствовалось искреннее сочувствие. – Это испытание для всех членов семьи. Вы, Кирочка, отреагировали на эту новость невероятно сдержанно и приняли очень верное взвешенное решение, чего не могут порой сделать даже эмоционально сдержанные и душевно здоровые люди. То, что вы провели три дня в молчании, отрешенности от внешнего мира, это, конечно, плохо и очень тревожило меня, но… все же я горжусь вами, милая, – на этих словах моя ладонь оказалась в его теплых руках, Павел Олегович,