Шумели люди. Трясущейся рукой одна старушка уводила под локоток другую – к стеночке, туда, где никто не налетит. Покрикивал продавец воды. Может, Джону принести воды? Может, у меня прямо сейчас есть где-нибудь какое-нибудь неотложное дело?
Поодаль мальчишка остервенело пинал картонную коробку.
Слушай, это просто спасибо, оборвала я сама себя. Ну не будь ты такой.
И пошла.
Я шла к этому фонтану несколько столетий. А он – в какой-то момент он повернулся, а, может, поднял голову – уже не помню – и поймал мой взгляд. И это было как увидеть маяк. Когда ты видишь маяк, ты уже не можешь делать вид, что плывешь не к нему.
Я подплыла очень близко. И продекламировала, как пионерка на параде:
– Хотела сказать спасибо за ваш спектакль, – (если тебе страшно, улыбайся, да почестнее, а там оно как-нибудь само). – Высший класс. Я такого еще не видела.
Слова были честными, улыбка – не совсем. Она была очень широкой, я знаю, но вместе с тем очень светской. Честная улыбка продолжала жить – но там, в параллельном мире, во время спектакля этого чудного уличного бойзбенда, в пространстве чистого света и бескрайней радости. Она никуда не делась, моя улыбка, просто зазевалась – и дорогу ей большим черным кирпичом преградил страх. И, чтобы раз и навсегда разрубить этот гордиев узел, покончить и со страхом, и со светскими улыбками, я обняла его. А он меня.
Луна свалилась за горизонт. Люди утекли с площади разноцветными ручейками. Расползлась на лоскуты авеню де ля Синагог, и Желто-серый человек со стены на рю де ля Карретери был смыт дождем. Истлел и рассыпался в прах Авиньонский дворец. Исчезла Папская площадь. В этот момент все было очень навсегда.
Ух ты, какой родной, – подумала я сквозь вату вечности. – Ну и дела.
И в этот момент почувствовала себя очень спокойной, очень ранимой, очень беззащитной. Словно вдруг снова нашла свой дом.
– –
– Ты откуда? – Спросил он, когда вот так бесконечно обниматься стало неловко.
II
Откуда ты? По этому вопросу узнают друг друга люди, привыкшие много путешествовать; бывает, его слышишь раньше, чем «как тебя зовут?» (последнего, к слову, можно не дождаться вовсе). В разные годы у меня имелись разные ответы и на тот, и на другой вопрос. Одно время я старалась не признаваться, что я из России. Во-первых, не хотелось ассоциировать себя с русскими (много алкоголя. много денег. ноль воспитания). Во-вторых, иногда мне нравилось пошутить, придумать все про себя, чтобы понять, как это: быть не собой, а кем-то