Два носа – это вообще никуда не годится.
Если бы я прочла о чем-то подобном в книге, я бы решила, что автор исписался и сочинил какой-то низкосортный бред. Но этот случай действительно имел место в моем третьем классе. И это, в общем, было еще ничего; по крайней мере, на нас никто не орал матом, в нас никто не кидался классным журналом, как бывало в других школах. Этот эпизод не оставил во мне ничего, кроме недоумения. Что заставило взрослую женщину выбрать такую сюрреалистическую форму наказания? Зачем трусы? Почему трусы? В чем здесь была логика?..
Протащив по школьным коридорам, ностальгическая волна снова вышвырнула меня под собор Нотр-Дам-дэ-Дом. Я выплюнула изо рта острые кости детских воспоминаний, из ушей хлынула вода —
– … и назад! – услышала я конец чревовещания из бака.
– Да вылези уже оттуда! – рассердилась я. – Я тебя не слышу.
Джон вылез, хлопнул крышкой:
– Видишь тех? – Его палец ткнул в двоих мальчишек метрах в двадцати от нас. Один куковал, сидя на скейте. Второй, нахмурясь, завязывал шнурки. – Я начинаю в девять, а они передо мной. Не пропусти их: я работал с ними два года, был в команде. Они дико крутые. Начинали как я, с нуля, а теперь тут, на телевидении, звезды.
Я присмотрелась к дико крутым. Один африканец, второй – вообще какая-то гремучая смесь. То ли рэперы, то танцоры брейкданса. Знаю я тебя, дружочек, подумала я. Хит-параду Джона уже не было веры: воспоминания о японском боксе еще жили в моей душе. Да и мальчишки казались слишком юными, если не сказать маленькими. Черные штаны, черные майки в обтяг, на руках пластиковые браслеты. Хмурые лица: то ли не выспались, то ли жизненная позиция. Ничего нового, подумала я. Эти рэперы уже рождаются в широких штанах и с печатью черной меланхолии на лице. Жизнерадостного ни одного не встречала.
– –
Я взбежала по лестнице и забралась на парапет над фонтаном. Мое королевство простиралось подо мной. По левую руку, там, где недавно дирижировал толпой Филипп, теперь обосновался другой: то ли новичок, то ли просто неудачник. У него не получалось. Он жонглировал прозрачными шарами, но выходило скучно: скованные движения, детские трюки. Шары то и дело падали. Людской поток обтекал бедолагу, как струя воды, встретившая на пути какое-то ничтожное препятствие: дощечку или камень. Посмеивалось из-за деревьев раздобревшее прощальное солнце.
На втором ярусе площади, немного дальше от фонтана, началось другое шоу. Здесь и оставались случайные прохожие: раскрывали рты и опускались на мостовую, не глядя под ноги. Под глубокую, щемящую мелодию – что-то испанское или португальское – в огромном обруче кружился тонкий юноша. Кольцо было словно описано вокруг его тела; он упирался в него ладонями и ступнями и медленно, гипнотически