– Хорошо, я не буду скрывать ничего.
– Отлично, проверим. Вы любите Ингрид?
– Что?.. Да как Вы?..
– Вы обещали…перейдём на «ты». Ты обещал не врать. Тем более ты мне должен за оскорбление в прошлом месяце.
– …Нет. Я не люблю свою жену. Понимаю, что она заслуживает правду, но не могу позволить себе рассказать ей.
– Хорошо, вот так лучше. Однако я настаиваю на том, чтобы Ингрид тоже присутствовала на наших встречах. И что-то мне подсказывает, что ей будет больно, но она должна это пережить. Она имеет право знать правду. В первую очередь нужно помочь всем, кто страдает от тебя, Генри, а не тебе, – ликуя в душе от своей маленькой «справедливой» мести, Кристен откинулась на спинку стула и издевательски посмотрела на пациента.
Глаза Генри стали похожи на огромные блюдца. Шок. Но он не мог не согласиться с этим. Но и полностью принять этот факт не мог.
– Поэтому я даю тебе время собраться с мыслями. Завтра начнём.
Кристен оставила профессора в замешательстве, наедине со своими монстрами. Пытался собраться, но тщетно. Впервые он задумался о том, что будет с его женой: выдержит ли она и как это всё отразиться на ней.
Темнеет. Завыл ветер, снег закружился в вальсе. Отражение самого себя в окне – бессилие, неспособность. Тело и разум чувствуют, что времени осталось мало. Закружилась голова, всё поплыло. Флореляйн. Её испуганный, взгляд, который он видит каждый раз перед сном. Генри начал бредить: «Флореляйн, Флореляйн, нет, не надо, открой! Вернись! Я был не прав!» Жар, медсёстры, помощь, сон.
ДЕНЬ ЧЕТВЁРТЫЙ
Семейная травма
Тиканье часов… Первый раз мужчина обратил внимание на этот звук. Почему именно сейчас? Так не хочется открывать глаза. Кажется, лекарства отнимают все силы.
– Генри, доброе утро! Мы готовы начать.
–…, – открывать глаза перехотелось окончательно. «Время не на моей стороне», – вспомнил профессор.
– Доброе утро, Ингрид, Кристен. С чего начать?..
– Для начала, расскажи о своей семье, детстве. Ингрид, если будет что добавить – говори. Мне нужна полная картина, чтобы понять, как помочь.
Женщины расположились в креслах около кровати страдающего. Кристен приготовила ручку, толстый ежедневник, включила диктофон. Ингрид безучастно смотрела на всё, что происходит.
Генри начал: «Я был в семье единственным ребёнком. Мать – Эрика, преподаватель философии, отец – Лео, преподаватель философии, можно сказать, что это семейное. Никогда не было конфликтов и ссор, потому что они были отстранены друг от друга. Иногда казалось, что они вместе только из-за меня. Я винил себя, что мешаю им жить так, как они хотят. Если бы меня не было, они стали бы счастливее и делали то, что хотят. Ничего бы не произошло».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте