«Интригами оплел он весь Париж
Как паук, оплетает муху
Нам остается крикнуть лишь:
«Остоновись-ка Риш!
Тебе не сломить парижского духу».
Толпа праздных зевак окружила актера. Де Шарону, тоже стало интересно, правда, он не стоял вместе со всеми в толпе, а смотрел на представления, издалека. Вид с лошади был прекрасен.
В то же время, по ярмарке прогуливался верноподданный кардинала граф Рошне, в сопровождении любимчика, его преосвященства Клода де Жюссака. Бросив презрительный взгляд на пасквилянта, граф высокомерно обратился к г-ну де Жюссаку:
– Что это?
– Судя по всему, бродячий актер – ответил тот. – Я его знаю.
– А вы разве не слышите, что он поет?
– Слышу.
– Так почему же вы его не арестовываете, болваны? Вам что, мало упущенного Бекингема? – спросил г-н Рошне, тем самым припомнив гвардейцам, провал прошлой ночи, – Действуйте лейтенант!
– Слушаюсь, – ответил де Жюссак и, обратившись к гвардейцам, приказал: – Разгоните толпу, а этого певца, в Бастилию!
Гвардейцы поспешили исполнить приказ лейтенанта. Разбежавшись по площади, словно тараканы, они начали разгонять ликующих горожан. С визгом, народ разбегался в разные стороны, едва не опрокинув де Шарона, вместе с лошадью. Поняв, что здесь больше нечего делать, бургундец, подстегну Буцефала, продолжил путь дальше.
Де Шарон ехал вдоль квартала, когда мимо него пробежал тот самый пасквилянт с ярмарочной площади. Гвардейцы непременно бы поймали певца, если бы в тот момент, им не перегородил дорогу бургундец.
Он это сделал не из жалости к актеру, и даже не для того, чтобы показать свою юношескую доблесть. Нет господа, это был тот самый принцип, которому следуют все молодые люди его возраста, идя наперекор каждому, не смотря на чин и звание.
Итак, при виде, на своем пути, дерзкого провинциала, г-н де Жюссак в неистовстве заорал:
– Прочь с дороги щенок!
– Фи сударь, нельзя ли вежливей, не со слугой разговариваете, – заметил юноша, не сделав в знак повиновения, ни шагу.
– Что?! – возмутился де Жюссак, выхватив шпагу. – Ни тебе меня, щенок, учить манерам! Убирайся!
– Простите сударь, я этого не могу сделать, – заявил де Шарон.
– Это еще почему? – в негодовании спросил де Жюссак.
– Моя лошадь слишком стара, к тому же после такого путешествия, она и вовсе обессилила, – заявил де Шарон.
– В таком случаи, ей давно пора на пенсию, – поговорил де Жюссак, и не пощадив бедную старушку, стрельнул ей в шею.
Лошадь, ослабев в ногах, упала на землю, придавив своим телом, хозяину, ногу. Поднявшись с земли, де Шарон,