Мишка повернулся и двинулся в сторону лошадей у крыльца комендатуры, оставив гауптмана с открытым ртом и выпученными глазами у скамьи, на которую так никто и не присел за время разговора.
– Обрадовал ты его последним заявлением так, что пожалуй не переживет этой радости,– заметил Серега, вскакивая в седло.– Эй, часовой, почему нарушаем форму одежды? Где присланные командованием хромовые сапоги и лайковая куртка?– обратился он к гренадеру, топчущемуся при входе в комендатуру.
– Ничего такого нам не выдавали,– гаркнул, вытянувшийся рядовой.
– Может, вам и жалованье не выдают, которое по распоряжению фюрера увеличено до пятидесяти тысяч марок в месяц?– строго спросил его Серега.
– Не-е-ет,– сверкнул глазами возмущенно часовой.
– А вот, герр гауптман, заявляет, что все получено и выдано. Даже премия за взятие этого городка. В размере ста тысяч на солдатика получена.
– Сто тысяч!– ахнул рядовой, и ошалело затряс головой в каске.– Я и не видел столько никогда, герр штурмбанфюрер.
– Ну, значит, еще выдадут. Гауптман у вас человек чести,– Серега пришпорил Верку и даже не оглянулся на пистолетный выстрел, раздавшийся рядом со скамейкой. А часовой, уставившись на тело коменданта, раскинувшего руки у палисадника, загибал пальцы и шевелил губами, подсчитывая недовыплаченное ему жалование и премиальные. Сумма получалась такая огромная, что у рядового затряслись руки от алчности и, возмущения. Только что на его глазах, один из тех, кто его ограбил самым наглым образом, так же нагло и ушел от ответственности.
– Ничего…– бормотал часовой, снимая винтовку с натруженного плеча.– Разберемся. Фюрер бы одобрил. Даешь кровное!– рявкнул он и направился оповещать сослуживцев, которые наверняка тоже будут рады получить свое увеличенное жалование из сейфа комендатуры. Здоровенный сейф там стоящий часовой видел неоднократно и вскрыть его немедленно, вот задача номер один, которая заслонила все остальные, даже служебный долг. Часовой подошел к лежащему с пулевой пробоиной в виске Мольтке и, плюнув на труп, перешагнул через него.
– Дерьмо,– возмущенно прошипел он.– Главное чтобы остальные не успели офицерики застрелиться. Вперед, Фриц.– и зашагал к домику, в котором разместился его родной третий взвод.
Родной третий, услышав новость от Фрица об увеличенном жаловании, премиальных, хромовых сапогах и кожаной лайковой куртке, повел себя предсказуемо правильно. С точки зрения Фрица. Возбудился до крайности и в тридцать глоток, потребовал торжества справедливости. Незамедлительно.
С точки же зрения командира взвода лейтенанта Розенмана, повел себя взвод не правильно, и лейтенант попытался парой зуботычин объяснить солдатом свою точку зрения, но не преуспел в этом. Взвод как с цепи сорвался, сбил лейтенанта с ног и выскочил на улицу, затаптывая его коваными сапогами. Причем каждый норовил лягнуть почувствительнее, и когда последний гренадер покинул дом, лейтенант остался лежать на полу с расквашенной физиономией и без сознания.
– Штурмбанфюрер