Там же и совершенно непонятно почему Романыч однажды поцеловал меня в щёку. Это ему вообще свойственно было, разливать свой свет без разбору, на кого попадёт, как в монологе из Олби.
Нас было… в общем было много
Нам было скучно и тепло
Мы пили лёгкое вино
Смеялись, ссорились не зло…
Кому-то отдавили ногу…
А за стеной была дорога
А за стеной белым-бело
И вдруг – вошёл. Как по ошибке
Оттуда, из-за той стены
Где так темно, где холодны
Окошки, крыши, снег и звёзды
Вошёл. Застыл в полуулыбке
Молчал
От яркого огня
Глаза огромны и морозны
И то ли иней, то ли слёзы…
Он – это он
И он так просто
При всех
Поцеловал –
Меня.
Когда появилась комната отдыха – не помню. Курилка вот была, кажется, вечно.
Не знаю, когда сняли из репертуара Олби ("Случай в зоопарке"), думаю, сам Романыч снял, почему – тоже не знаю.
Так вот, монолог Джерри о собаке Романыч произносил прямо на авансцене, с бьющей в глаза рампой и под гнётом софитов.
Романыч не смотрел прямо в зал, он становился вполоборота направо, и смотрел, как кажется, в определённую точку в правом проходе.
И вся театральная молодёжь и жительницы микрорайона, влюблённые в Театр и лично в Романыча, по очереди становились именно на это место, именно в этом проходе.
"Я любил пса, а пёс любил меня" – и глаза Романыча были бесконечно синими.
Могли ли зрители, сидящие в зале, ощущать этот непередаваемый, прямо на тебя направленный взгляд Джерри? – Не знаю. Как много я недознала в своё время!
Но, как миллион алых роз, мне было дано иногда стоять в этом правом проходе во время монолога Олби».
* * *
Лев Александрович Аннинский – советский и российский литературный критик, литературовед. Я училась по его книжкам, о чём с восхищением вспоминаю. Театроведом он себя не считает, но на мой вкус его театроведческие статьи лучшие в своём роде. В театре на Юго-Западе Льва Александровича всегда знали и любили. Цитата из его статьи (глава из книжки «Билет в рай», написано в 1986-ом) о театре на Юго-Западе:
«Что такое «Театр-студия на Юго-Западе»? Чёрный-чёрный подвалище, в который попадаешь, как в подземелье, извилистым ходом из узкого фойе. Крутые ступени амфитеатра, в шесть-семь скачков достигающие верха, упираются в потолок, такой же чёрный. Балансируя, взбираешься. Актёры, не занятые в спектакле, помогают найти место в этом лабиринте, уплотниться, умяться в ряд. Усаживаешься, подтягиваешь ноги, чтобы не терзать ими спину внизу сидящего, втягиваешь плечи, чтобы на них не легли ноги сидящего сзади-сверху. Я почти не утрирую, да и к чему? Всё прекрасно! «Театр начинается с вешалки» – студия начинается с отсутствия вешалки, с крючков, вбитых стену. Отсутствие комфорта здесь может быть так же значимо,