…Эдуард Арсеньевич Калакакин, помощник делегата государственного совета, начальник левого отдела, перебирая ногами снежную грязь, плелся по указанному ему адресу, Незаметовым Ильей Сидоровичем. Противное месиво разбухшего, растоптанного ногами снега затрудняло движение. Лишь местами попадались островки твердой поверхности. Оттепель, редкая для этого времени года посетила городок. Доставив искрению радость детворе, предоставив возможность играть в снежки, лепить снеговиков, и вызвав жуткое раздражение взрослых, которые проклинали неожиданную распутицу. Не стал исключением и Эдуард Арсеньевич, несмотря на то, что появился здесь нежданно негадано, но, почти так же, как и эта аномальная оттепель с мерзким снежным месивом и липким мокрым снегом на лицах. Улица, окрашенная в черно-белый цвет, не допускала к себе красок вовсе. Эдуард имел внутри твердое убеждение в том, что он находится на какой-то неизведанной доселе фазе умственного помешательства. Уже не удивлялся тому, что вместе с его временем пропали и все остальные цвета.
– ‘’Где, черт бы его побрал, желтый, куда делся синий, и почему нет, даже самого главного красного? ‘’. Хотя в какой-то момент Эдуард заметил, что именно красный цвет выделяется чуть-чуть заметным оттенком, покраснения самого себя. Все остальные нет, а этот тяготеет, тянется к воплощению реальных очертаний.
Боты промокли, подошва жесткая на первый взгляд, да и сами боты, как казалось, сделанные на железном каркасе имели где-то очевидные не плотности. В детстве у него, кажется, были такие же боты, может это они и есть, или ему это снова привиделось.
Холодная влага отмораживала ногу, куда более реально, чем все мысли о происхождении каркасов и чего-то подобного. В одном месте Эдуард Арсеньевич соскользнул на обледеневшей доске, не удержал равновесие, после чего обрызгав лицо от падения собственной задницы в оттаявшую жижу, услышал противный смех двух румяных, как крендель барышень. Не было сомнений, что эти особы есть элемент враждебный, откормленный на кулацких харчах. Хорошо вымытых с душистым мылом в прочной баньке из плотных, как камень лиственниц, затем полностью и до красна обтертых махрой чистых полотенец, включая; руки, ноги, животы, а вместе с ними груди, задницы. Эдуард, поднявшись, молча смотрел на барышень, и ему до смерти захотелось бабу. Понимая, что до бабы ему сейчас далеко, как до луны пешком, он хотел завыть на пасмурный свод неба, озабоченным и голодным волком.
– ‘’Где моя Лера?’’ – пронеслось в его голове.
Лера была по другую сторону реальности, барышни надменно смеялись по эту. Задница Эдуарда намокла, на пальто налипли брызги грязной жижи.
– Ты не обделался милок – раздался голос, с другой стороны от смеющихся барышень.
Противно было, от того, что он снова был женский, только глубже выдержкой не менее трех десятков лет. Симпатичная молодая бабенка, улыбалась глядя на Эдуарда. На ее голове была красная косынка,