становится чрезмерным, и вот ты среди жалких робких больных, которые смотрят в глаза смерти, скулят о своих горестях, блуждают от одной стены к другой, а ночью, в своей ледяной постели, затерянные во тьме, точно плот в океане, перебирают в мыслях, чтобы согреться, редкие счастливые воспоминания, всегда одни и те же, которые принимают навязчивое значение. Казалось, будто больные хотят заявить о чем-то; они куда-то двигались, возвращались, толпились. Иногда, в течение одного короткого момента, который старались растянуть, задерживая пленку воспоминаний, добавляя к каждому кадру новые обстоятельства и оттенки, больные ощущали, что возвращаются из небытия, что они все-таки существуют, что кто-то в эфире хочет говорить с ними, слушать их, предложить им свою помощь; что это какая-то сочувствующая душа, пропавший друг, доверенное лицо. Значит, есть в этом мире вещи, которые нам принадлежат, – не так, как вещи, которые продаются и покупаются, но как правдоподобие, утешение. Забыться, доверившись, – это счастье. Постепенно проявлялся незнакомый мир, в котором ищут незнакомые слова, которых никогда раньше не встречал, разве что мельком, как тени, мерцающие где-то в сумятице слухов. Одно слово очаровало Ати: оно открывало дверь во вселенную красоты и неисчерпаемой любви, где человек являлся богом, силою своих мыслей творившим чудеса. Безумное ощущение повергало его в трепет; понятие, которое обозначало это слово, не просто казалось реальным: все говорило о том, что лишь оно и есть единственно по-настоящему реально.
Однажды ночью Ати услышал собственное бормотание под одеялом. Звуки выходили сами по себе, будто пробивали дорогу меж сомкнутых губ. Ати сопротивлялся, стиснутый страхом, потом расслабился и насторожил уши, чтоб услышать это слово. Электрический разряд пронзил его тело. У него перехватило дыхание, и он услышал, как его губы, запинаясь, по слогам повторяют очаровавшее его слово, которое он никогда не использовал и даже не знал: «Сво… бо… да… Сво… бо… да… Сво-бо-да… свобода… свобода…» Не закричал ли он ненароком? Не услышали ли его больные?.. Как знать? Это был его внутренний крик…
В то же мгновение замогильный гул горы, который наводил ужас на Ати со времени прибытия в санаторий, прекратился. Страх исчез, да и ветер приутих, и Ати вдохнул свежий, острый и воодушевляющий горный воздух. Из глубоких ущелий поднималась к вершинам веселая мелодия. Ати слушал ее с наслаждением.
Той ночью Ати не сомкнул глаз. Он был счастлив. Он мог уснуть и видеть сны, поскольку блаженство истощило его силы, но он предпочел бодрствовать и дать волю воображению. У этого счастья не было завтрашнего дня, поэтому хотелось успеть им воспользоваться. С таким же спокойствием он уговорил себя снова спуститься на землю, все рассчитать, мысленно подготовиться – ведь совсем скоро он покинет больницу и вернется домой, снова окажется у себя… в своей стране, Абистане, о которой, как он выяснил, он на самом деле ничего не знал и которую ему предстояло побыстрее узнать, чтобы получить шанс
