К обеду я был уже на месте. Припарковав машину, я подошёл к указанному в адресе дому. Это была старая облупленная хрущёвка. Люди, которые меня интересовали, должны были жить на третьем этаже вот этого подъезда. Странно, но перед входом в подъезд я почему-то стал волноваться. В конце концов, поборов непонятно откуда взявшееся волнение, я позвонил. За дверью послышались лёгкие шаги, дочка, подумалось мне, дверь открылась…
Я сразу понял причину своего волнения. Дверь мне открыла она, Мария Фёдоровна Полетаева, такая же красивая, как на фотографии. Она, улыбаясь, смотрела на меня, я на неё, подозреваю, что нижняя челюсть у меня начала отвисать, потому что она улыбнулась и коротко, но настойчиво бросила: «Да заходите уже, Прохор Алексеевич, мы вас ждём» и пошла по коридору в комнату. Я закрыл дверь, остолбенев от увиденного, мой мозг решительно ничего не понимал и, кажется, совсем отключился. Я стал простым созерцателем, неспособным что-либо анализировать. Откуда она знает, как меня зовут, и почему меня здесь ждут. Из состояния ступора меня вытащил женский голос из глубины комнаты: «Проходите сюда, Прохор Алексеевич». Я довольно нерешительно стал продвигаться на голос, отметив, что квартира небольшая двухкомнатная. Пройдя мимо закрытых дверей на кухню и во вторую комнату, я оказался в освещённой только светом от балконного окна довольно просторной комнате, и мне стало не по себе: на диване сидели и смотрели на меня Мария Фёдоровна Полетаева и Синицкий Станислав Георгиевич – штабс-капитан Императорской армии, и они оба улыбались. Мне почему-то захотелось сесть. Рядом стояло кресло, и я просто молча опустил в него свою пятую точку. Да, это были они, но им уже должно было быть далеко за сто, ведь напротив меня сидели люди с фотографии 1922 года. Они внимательно смотрели на меня, пауза затягивалась, и, немного придя в себя, я спросил:
– А почему меня здесь ждали?
Они заулыбались ещё шире, затем Станислав Георгиевич встал и, подойдя к окну, сказал:
– Знаете, что во вселенной люди – самые красивые из разумных существ, но, к сожалению, не самые умные, – и, обернувшись и всё так же приятно улыбаясь, заметил: – В данном случае лично к вам, уважаемый Прохор Алексеевич, это не относится.
Я по-прежнему был в ступоре, а он молча смотрел на меня.
– А откуда вам это известно, – наконец я выдавил из себя, продолжая лихорадочно размышлять, что старый чекист не ошибся.
– Мы, Прохор Алексеевич, знаем о вас даже больше, чем вы сами о себе, – усмехнулся Станислав Георгиевич.
– Это как? – спросил я, начиная потихоньку приходить в себя.
– Нам, например, известно, что ваш прадед в начале прошлого века служил в городской управе Калуги и дослужился до чина титулярного советника.
– Откуда вам это известно, я знаю лишь то, что он жил в Калуге, – удивился я.
– Представляете, любезный Прохор Алексеевич, а мы с Машей знали его