– Вы же видите, – сказал он. – Мы не совершаем никаких противоправных действий, ничего, что противоречило бы принципам сообщества жнецов.
Анастасия была полна негодования – как и Грейсон, который, что вполне естественно, вынужден был молчать. Но Жнец Анастасия не молчала.
– Никаких действий? – переспросила она. – Разве вы не собирались избивать его, пока он не сообщит вам то, что вы хотели бы услышать?
Константин вновь вздохнул и повернулся к охраннику.
– Что я приказал делать, если угрозы не возымеют действия? Приказывал ли я вам исполнить угрозы и приступить к физическому воздействию?
– Нет, ваша честь. Если он не заговорит, мы должны обратиться к вам.
Константин вскинул руки с видом самой невинности. Этот жест обнажил на мгновение алую подкладку рукавов его мантии – словно некая огненная птица явилась перед Жнецом Анастасией, готовая ее проглотить.
– Ну вот, видите? – сказал он. – Никаких намерений причинить вреда этому юноше. Я знаю, что в мире, не знающем боли, сама угроза причинить боль способна заставить виновного сознаться в дурных поступках. Но этот молодой человек держится за свою историю, несмотря на самые серьезные предупреждения. Это убеждает меня в том, что он говорит правду, и, если бы вы позволили мне закончить допрос, вы бы также убедились в этом.
Грейсон был уверен, что то чувство облегчения, которое он испытал, ощутили, как электрический разряд, все стоящие перед ним. Говорил ли Константин правду? Грейсон не мог судить. Жнецы всегда были для него тайной за семью печатями. Они словно парили над миром людей, смазывая шестерни механизма, который заставлял этот мир вращаться. Грейсон никогда не слыхал о жнецах, которые намеренно причиняют людям боль – помимо, естественно, той боли, которая является неизбежным атрибутом жатвы.
– Я истинный жнец, Анастасия, – сказал Константин, – и я придерживаюсь тех же ценностей, что и вы. Что же до этого юноши, то никакая реальная опасность ему и не грозила. Хотя теперь у меня большое искушение подвергнуть его жатве – только чтобы досадить вам.
Он выждал паузу. Сердце Грейсона подпрыгнуло в груди и на мгновение зависло. Лицо Жнеца Анастасии, до этого румянившееся праведным гневом, резко побледнело.
– Но я не буду этого делать, – помолчав, сказал Константин. – Я не злой человек.
– Так какой же вы человек, Жнец Константин? – спросила Анастасия.
Тот вложил в ее ладонь ключ от наручников и проговорил:
– Такой, что нескоро забудет произошедшее сегодня.
И ушел, шелестя мантией. Охранники поспешили вслед за ним.
Как только дверь закрылась, Ситра сняла с Грейсона наручники.
– Они сделали тебе больно?
– Нет, – покачал головой Грейсон. – Как он и сказал, это были всего лишь угрозы.
Но теперь, когда опасность миновала, он вдруг понял, что лучше ему не стало. Чувство облегчения было быстро вытеснено