Тут его размышления были прерваны появлением на арене нового персонажа. Из подъехавшей коляски выпрыгнул путавшийся в длинных полах шинели полковник князь Аргутинский-Долгоруков и буквально побежал навстречу Кутепову. Тот удивленно пожал плечами и пошел ему навстречу.
Первым вопросом, который задал князь, был:
– Александр Павлович, голубчик, вы не видели роту лейб-гвардии Егерского запасного полка? Она должна была идти вам навстречу.
Кутепов отрицательно покачал головой.
– Ах, видимо, где-то потерялись… А я к вам по делу, Александр Павлович! – князь Аргутинский-Долгоруков явно был очень взволнован. – Дело в том, что вам необходимо срочно вернуться. Там взбунтовавшаяся толпа солдат и рабочих подожгла Окружной суд и движется в сторону Зимнего дворца!
Кутепов, не веря своим ушам, поинтересовался:
– А у вас там что – мой отряд единственный?
Князь горестно вздохнул и, вместо того чтобы вручить ему новый приказ, вновь принялся уговаривать:
– Дорогой мой, Александр Павлович, право, вам необходимо поспешить к Зимнему дворцу. Положение просто отчаянное!
– Следует ли понимать, что предыдущий приказ генерала Хабалова я должен считать отмененным?
Аргутинский-Долгоруков всплеснул руками.
– Так Хабалов меня и послал за вами! Поспешите, Александр Павлович!
Кутепов хмыкнул и ответил:
– Передайте генералу Хабалову, что я двинусь по Литейному проспекту, затем по Симеоновской улице, к цирку Чинизелли, откуда выйду на Марсово поле, где, вероятно, и встречу эту вашу толпу, не допуская ее к Зимнему дворцу.
Глядя вслед уезжавшему Аргутинскому-Долгорукову, Кутепов проговорил:
– Двинусь. Но не ранее, чем проверю и исправлю все пулеметы…
Петроград. 27 февраля (12 марта) 1917 года
Нестройное пение перемежалось с выкрикиванием лозунгов и здравиц, шум толпы время от времени перекрывался звоном разбитого стекла и хаотически звучавшими выстрелами. Возбужденная людская река текла по улицам столицы. Где-то били окна и витрины, какие-то подозрительные личности проводили «революционную экспроприацию» добра из подвернувшихся лавок и складов, выстрелы, как правило, не носили характера военной необходимости, а были неким выражением вседозволенности и долгожданной свободы от всего, что ассоциируется с такими старорежимными понятиями, как закон и порядок. Стреляли просто в воздух, разбивали выстрелами уличные фонари, пускали пули в окна домов, которые выглядели «крайне подозрительно».
Тимофей