На улице было тихо, серо и пасмурно. Они шли той же дорогой, что когда-то привела их к бревенчатому дому, – а теперь уводила. Скрылся дом за деревьями, – скоро ли она опять увидит его? И снова сердце подсказало ей, что не скоро.
Вышли к ручью. Через мостик, дальше, дальше –
Мимо трав, подлесками – и сквозь тьму,
К свету, мне известному,
Одному, -
вспомнилось ей.
Вот показалась площадка, на которую они опустились. Как давно это было! Словно часть жизни оставалась в Заозерье, – а прошло-то двенадцать… пятнадцать… семнадцать дней! Много это или мало? Видимо, очень, очень много, раз в них вместилось столько всего, что уже невозможно отменить и вычеркнуть из жизни: Одери, Синегория, Онтарио восходит…
Они выровняли строй и запели. И тот час же ударил ветер. Словно парус натянулся в строю, – они оторвались от земли и взлетели.
Ветер был сильным, намного сильнее, чем в тот раз, когда они летели в Заозерье или когда добирались до озера. Но и Маркиза чувствовала себя намного сильнее. Да и песня была такой призывной, ясной и сильной, так звонко звучали в ней обретенные напевы Синегории, что ветер, казалось, лишь помогал разливаться в небе их музыке. Они прорвались к солнцу, навстречу золотистым лучам, – и Маркиза перестала бояться. Под ними клубились облака. Над высокими, темными кручами Летающие люди скользили вперед, – и небо, как ей казалось, вторило их мелодии. Они неслись – как стрела, имеющая свой путь, по бесконечному простору, ныряя и лавируя между темными глыбами, по зыбкой солнечной дорожке. Маркиза чувствовала строй, как никогда. Внутри нее все пело. Вокруг все пело. Жизнь была наполнена смыслом, – есть песня, есть путь, а где-то там, в вышине небес, ждет их Онтарио. Есть все, что надо для жизни.
И тут… Внезапно она ощутила холод. Не переставая петь, Маркиза почувствовала, как строй начинает трясти и одновременно – как резко потемнело вокруг. Она подняла глаза – и внутри у нее похолодело: огромные и бесформенные кручи громоздились, набухали впереди, чуть сверху, справа от их дороги.
«Уэслеры?» – проснеслось в голове Маркизы. Строй тряхнуло. Потом еще раз. Они взялись за руки и запели. Но Маркиза чувствовала, как что-то мешает их песне литься легко и полноводно, словно жизнь из нее уходила. Уэслеры, – а она не сомневалась, что это были они, – еще не приближались к ним, но и не отступали.
«Словно они охотятся за нами, – подумала Маркиза, – Будто вытягивают все силы, а потом…» Ее сердце забилось тревожно.
Там, справа, раздался тихий, низкий рокот. «Гроза? – подумала Маркиза, – Летающие люди остерегаются грозы. Нет, не гроза. Это уэслеры».
Они полетели быстрее. Маркиза ощутила, как убыстрился ритм их музыки, как изменился строй. Они все держались теперь за руки и стремительно летели, почти прижавшись друг к другу.
«Успеем, не успеем? Нет, где тут успеть…» Кручи вдруг начали словно отступать. Но была в этом отступлении такая странная,