В те же дни масса сектантов и проповедников хлынула на улицы, как из клетки. Поэтому название книги от старика на Чеховском рынке – «Евангелие от Филиппа» – вряд ли кого изумило бы. Однако Марсель, повинуясь необъяснимому искушению, прочитал брошюру. Это была его первая книга после проваленных вступительных на физфак. Она расставила всё по местам. Мир выстроился в пирамиду с беспринципным чудовищем на вершине. Другие тексты, ветхо– и новозаветные, лишь подтвердили догадки.
В канун Нового года сделалось ясно, что дым от пожара, заполыхавшего в Грозном, разнесётся по всей стране, и неизвестно, как долго всем придётся откашливаться. На братьев в те тревожные дни дважды свалилась удача, какая иным не выпадает и за целую жизнь. Сперва старуха, у которой братья снимали комнату на Шаляпина, попросила их подновить кирпичную кладку в подвале. Парни полезли туда без энтузиазма. Морщась от сырости, они вычищали старую штукатурку между испорченными кирпичами и заменяли их на новые. Радик наткнулся на глиняный горшок, обёрнутый в истлевшее тряпьё. Как в старых легендах, горшок оказался полон золота. Сразу же на память пришли рассказы хозяйки дома о её бабке, умершей в дальней комнате и перед смертью силившейся вспомнить что-то. Та бабка поселилась в доме ещё до революции.
Две ночи братья чистили окислившиеся монеты: сперва вымачивали в тёплой воде с мылом, а затем протирали ватой с ацетоном. Золото словно помолодело.
А поздним вечером тридцатого декабря Марсель и Радик ужинали в пиццерии на Вишневского. Их внимание привлёк пузатый иностранец с бородой, умявший две большие «Маргариты» и барским жестом бросивший на стол несколько крупных купюр. Братья покинули пиццерию вслед за иностранцем и на «девятке» проследили за ним до улицы Толстого. У пустынного сквера бородача запихали в машину и увезли в Кировский лес. Голос у толстяка оказался писклявым, отвратительным. По-русски он не знал и десяти выражений и лепетал на непонятном языке, прежде чем его вырубили. Язык не походил ни на английский, который Марсель изучал в школе, ни на грубый немецкий, ни на картавый французский, а скорее на молдавский. Парни определили его как итальянца – кому ещё ужинать в пиццерии? Полная долларов барсетка итальянца вскружила братьям голову.
Его одежду, даже дорогую дублёнку, сложили в целлофановый мешок и зарыли в сугробе в двух километрах от останков. Радика охватил лихорадочный восторг.
Умом братья понимали, что обе добычи не поддаются логическому объяснению. Это как выловить осётра, полного икры, в домашнем аквариуме. Когда стих звон кремлёвских курантов и кончилось шампанское, Марсель и Радик чокались стопками с «Хеннесси», смешав остатки коньяка с томатным соком. Догонялись водкой. Горшок с золотом в рассказах превратился в обретённую ханскую казну, спрятанную от Ивана Грозного, а убитый иностранец – в главаря сицилийской мафии, по условиям пари вынужденного