Ольга обожала своего младшего сына. Конечно, она любила всех своих детей, но Ленечку – взахлёб, до дрожи.
Она понимала, что такая любовь может и беды наделать, но справиться с собой не могла. Да и старшие дети были уже совсем взрослыми, и если и жили все еще под родительским крылом, то Ольга понимала, что это ненадолго…
…шел 1930 год…
***
(… все россказни о том, что кто-то где-то сердцем предчувствовал беду для меня, например, из области фантастики. Человек не может жить в предчувствии беды, иначе жизнь превратится в немыслимую каторгу. Человеку свойственно верить в хорошее, а потому беда всегда приходит неожиданно и обрушивается лавиной …)
Поздним вечером, когда вся семья была в сборе и уже готовилась спать, раздался стук в дверь. Нет, не стук, а грохот.
В дверь колотили так, что, казалось, еще немного, и она слетит с петель.
Людвиг поднялся и пошел впустить ночных визитеров. Проходя мимо Ольги, остановился, крепко обнял ее:
– Ты была самым лучшим, что случилось со мной в жизни… ты и дети… Не бойся ничего, я скоро вернусь, ну а если нет – Стефан о тебе позаботится, он мне обещал.
Людвиг поцеловал жену и открыл дверь…
В квартиру вошли четверо военных и велели собираться.
Людвиг вышел из своей комнаты буквально через пару минут с уже уложенными в холщовую сумку вещами, и Ольга поняла, что для него ночной визит не был неожиданным, он давно был к нему готов.
– Куда вы его везете? – крикнула Ольга в спину уходящим.
– В Кресты, – донесся ответ из-за уже захлопнувшейся двери.
Стефан приехал через два дня и застал дома заплаканную Ольгу и растерянных детей.
Он сразу же отправился наводить справке о том, за что забрали его друга. Весь следующий месяц превратился для Ольги в череду кошмаров…
На комсомольском собрании Ванечка таки отрекся от отца, обвинив Людвига во всех мыслимых и не мыслимых грехах. Сменил, как и собирался, и фамилию и отчество, и перевелся в Московский горный Университет. До окончания обучения ему оставалось еще два года, и Ольга умоляла его остаться в Ленинграде. Сын ничего не хотел слушать.
Он упрекал мать уже в том, что та не вышла замуж за крестьянина и не обеспечила ему пролетарское происхождение, в том, что отец «допустил», чтобы его арестовали, а не застрелился, к примеру, как сделал бы другой на его месте заботясь о детях.
Ванечка, ее первенец, говорил такие страшные и дикие вещи, что Ольга не могла поверить, что слышит их от своего сына.
– Господи! да в кого же ты уродился такой жестокий? – только и смогла сказать Ольга.
…перед ее глазами встало лицо Ядвиги, такой же себялюбивой эгоистки…
Дважды в неделю Ольга собирала в сумку продукты и ехала в Кресты. Выстаивала в длиннющей очереди к окошку среди таких же, напуганных и растерянных, женщин и просовывала свою передачу с именем мужа.