Не поднимая головы, прошел он сквозь распахнутые ворота.
«А может, и правда, Ромка? – думал князь, обходя огромного куцехвостого неаполитанского мастифа, храпящего прямо в грязи. – Отрок смышленый, уже многие науки постиг, два языка знает, третий учит. Ловок как бес, так что драться научится. Кудри черные, с лица чист и красен. Чуть подрастет, ни одна красавица не устоит перед его осадой, а в нашем деле такая способность едва ли не ценнее всех прочих».
Подволакивая ноги, утомленные долгой дорогой, князь Андрей поднялся на крыльцо, принял у горничной девки ковш ледяного кваса, осушил его единым духом и крякнул, утирая усы.
– Что, обед-то готов? – спросил он.
– Готов, готов, батюшка, – откликнулась девка. – Несем!
Ополоснув руки в прихожей, князь прошел в горницу, сдвинул в сторону набитые пухом подушки и уселся в красном углу, под образами.
Сквозь прищуренные веки он наблюдал, как появляются на столе яства. Большая глиняная миска с исходящими жирным паром щами, из которой лебедем изгибалась ручка половника. Чугунок с разваристой гречей. Деревянная тарелка с хрусткими перепелами. Чуть в стороне репка, и бочок жбанчика с хмельным медом.
– Эй, Ромку там позовите трапезничать, – крикнул он в пустоту.
Пустота, застучав пятками по деревянному полу, помчалась выполнять господское указание.
Князь, не чинясь, своей рукой плеснул себе в миску супу, сверху сметаны, помешал и заработал челюстями.
Появился Ромка. Поздоровался кивком, – утром виделись, – скользнул на лавку, взмахнул половником, оторвал от каравая ломоть хлеба.
– Дядя Андрей, прочитал я тот фолиант, что ты мне дал, – промямлил он с набитым ртом.
– Скоро. И как? Понял ли? – сквозь хруст хрящей спросил князь.
– Не все. У франков и так язык трудный, а этот марш… марк… картограф, в общем, Вальдземюллер, – Ромке с трудом далась заковыристая немецкая фамилия. – Так он вообще из Лотарингии, слова в кучу валит, иногда и не разобрать, по-каковски написано.
– Ничего, учись. Зело полезно такие тексты читать.
– Полезно-то полезно, только вот не понял я, почему Мюллер этот Новый Свет Америкой окрестил. Ведь Веспуччи не первый туда поплыл. Назвал бы Колумбией, или Гохедией в честь адмирала Алонзо, с которым этот Америго плавал.
– Америго этот первым предположил, что Новый Свет – это новый материк. До него и Колумб, и адмирал де Гохеда, и многие другие думали, что они в Индию приплыли. Оттого и туземцев сначала индийцами назвали, а потом уж в индейцев переименовали, чтоб не путаться.
– Вон оно что, а я-то думал… – Осмысливая новость, Ромка чуть не вылил на себя ложку горячих щей.
Несколько капель все же расплылись по холсту рубахи.
– Вот свиненок, – не зло пожурил его