Виктор задумчиво накручивал на палец уже прядь своих волос и прикрыв веки, как в полусне согласно кивал.
– Когда любовь настоящая, то человек живет с ощущением полета в душе. То же самое испытывает верующий после искренней молитвы. Значит, если виртуальная любовь приносит чувство радости и полета, тогда ее тоже можно назвать истинной, – подытожила Лира.
Виктор торопливо вздохнул.
– Может ты и права. Но вера… , – задумчиво произнес он. – Я всегда считал себя верующим, но никогда не задумывался о том, как я верю или во что, или в кого… Просто когда мне задавали вопрос “Веришь ли ты в Бога?”, я сразу отвечал “Да”. Но так ли эта вера истинна для меня? Теперь мне кажется, что на самом деле я никого никогда не любил в своей жизни.
Лира плеснула ему и себе немного виски, и Виктор одним глотком выпил его.
– Знаешь почему я не люблю пить? – внезапно спросил он. – Потому что когда я пьян, то возникает такое ощущение, будто я смотрю на свою жизнь откуда – то с высоты, а она разложена внизу на большом серебряном подносе и там видно все, все, даже самые пикантные и незначительные моменты. Я гляжу на это шапито и чувствую одну только скуку. Это не жизнь, а какое – то месиво в цветных перьях! Ты понимаешь меня?
Лира тряхнула головой в знак согласия так, что прядь ее волос упала в стакан с виски.
– Я могу напиться только с тобой, – продолжал Виктор начиная делать тревожные паузы. – Потому что считаю тебя самым близким другом, но не это главное.
Он подлил еще себе и Лире.
– Главная причина, которая делает нас почти близнецами – это болезнь, мы страдаем одинаковым недугом, дорогая.
Лира внимательно слушала и на ее лице отразился немой вопрос.
– Наша болезнь это одиночество, ведь как ни крути, а мы отличаемся от обычных людей. Разве ты никогда этого не замечала? Я транссексуал, а ты никак не можешь найти своего идеального мужика. Меня общество еще терпит, а тебе приходится нелегко.
Философская стадия грозила медленно превратиться в следующую – трагическую.
– Кто сделал нас такими, какие мы есть? Бог, родители или мы сами? – Виктор усмехнулся горько. – Я, как кошка, которая вечно живет в марте.
Он загрустил и Лире казалось, что в его длинных опущенных ресницах, в несколько поломанной позе, в манере шевелить бокалом и держать длинную ароматную сигарету не было фальши. Иногда он играл, но и эта игра являлась частью его слишком эмоциональной натуры, смертельно раненой души, которую он и пытался сохранить, порой, за весьма экспрессивным фасадом.
– Если слишком много думать, можно сойти с ума, – продолжал Виктор. – Поэтому большая половина людей предпочитает кошачью, а лучше скотскую жизнь и вполне довольна этим.
– Грустно