Виктория, опухшая и растерянная, уставилась на Лиру испуганными глазами.
– Я хочу быть уверенной в завтрашнем дне, – тихо и заученно произнесла она. – А для этого мне нужны деньги.
Лира мотнула головой и нехорошо усмехнулась.
– Тори, завтрашний день тебе никто не гарантирует, потому что он может просто не наступить.
Она смотрела в большие васильковые глаза своей подруги или друга, сестры или брата, и видела там только страх загнанного в угол зверя, животный ужас и тоску перед смирением с неизбежной гибелью.
– Тори, мы можем не дождаться завтра в сегодняшнем дне. Не пропускай настоящее мимо себя, ни одной секунды, потому что из мгновений настоящего склеивается мостик в будущее. Но в любом случае, как бы мы не хотели этого, однажды нам придется наше будущее потерять.
– Почему ты так говоришь? – почти шепотом произнесла Виктория.
– Потому что рано или поздно мы умрем и взамен получим иное бытие.
Лира улыбнулась глядя ей в глаза, тепло, от сердца. Замороженная маска сошла с лица ее подруги и она вдруг засмеялась тихо, а потом все громче и громче.
– Когда я умру, мне не нужны будут деньги, бриллианты и наряды! – сквозь смех воскликнула Виктория.
– Нет! – ответила Лира, которая тоже начала поддаваться истерическому хохоту Виктории.
– И мне не нужен будет никакой дом?! – смеялась Тори.
– Дом?! Он будет у тебя, продолговатый, уютный, подбитый белым атласом!
Она поняла намек Лиры и закатилась с новой силой, а Лира пришпорив коня, рванула с места догонять ветер, а сзади сквозь взрывы смеха слышала вопли своей ветреной подруги: “Лира, не оставляй меня!”
Часть вторая
Надежда
I
Портрет – загадка, образ тени Всевышнего, висел в ее спальне перед кроватью, а над изголовьем матово белело распятье. Засыпая, Лира смотрела в темные пятна глаз, сложная мозаика из усталости и отчаяния. Скоро Лире приснился сон, где золотые горы в лучах заходящего солнца, сыпали брызгами нереального света. Потом солнце медленно садилось, всходила большая Луна, звезды рассеянно мерцали крупными бриллиантами, а мягкая синева неба казалась бархатным занавесом над преображенными горами, которые слабо светились серебром, и приобретали очертания гигантских овальных зеркал, разделенных посередине черной лентой. Лира завороженно глядела на это великолепие, прохлада овевала ее тело, умиротворение жило в душе. Тогда пространство наполнял голос, низкий и тяжелый, с непривычной нежностью что – то рассказывал ей. Лира не могла четко разобрать слов, ее завораживал тембр и звук, необычайно сильная, но сдержанная до мягкости энергия, которая проникала в самые дальние уголки ее души, и когда тело начинало вибрировать, казалось, что она стоит в центре самого голоса, как в центре вселенской любви. Лишь в интонации ей слышалась печаль, он говорил так, как может грустить только Бог. Голос звучал медленнее и умолкал совсем. Лира погружалась в тишину волшебного пространства.