Пока завязывалась лига с Англией, следовало провести ту же работу с Австрией и Пруссией, чтобы привести их в новую коалицию. Пруссия, имевшая обязательство перед Россией вступить в войну, если французы перейдут линию Ганновера, но в то же время обещавшая Франции хранить нерушимый нейтралитет, если число французов в Германии не будет увеличено, – не хотела выходить из такого рискованного равновесия. Она притворялась, будто не понимает, о чем толкует ей Россия, и замыкалась в своей старой, вошедшей в пословицу системе – нейтралитете севера Германии. Она уходила от проблемы с тем большей легкостью, что русские дипломаты не осмеливались объясниться с ней открыто, из страха, что тайны новой коалиции будут преданы Наполеону. Своими колебаниями Берлинский кабинет создал себе такую репутацию двуличия, что ему уже не считали возможным доверить какую-либо тайну, без того чтобы он не сообщил ее немедленно Франции. Поэтому с ним не говорили о плане, отвезенном в Лондон, и о последующих переговорах, не признавали, что коалиция уже начинает формироваться, что она в принципе заключена; а выражали лишь пожелание, чтобы Пруссия присоединилась к остальной Европе ради обеспечения поставленного под угрозу мирового равновесия.
Дабы ближе подступиться к прусскому двору, туда отправили русского генерала, образованного офицера Главного штаба Винцингероде, который должен был постепенно открыться королю, но лишь ему одному, и который, зная военный план, мог, если ему удастся заставить себя выслушать, предложить средства его исполнения и обсудить в целом и в деталях будущую войну. Прибыв в Берлин в конце зимы 1804 года, когда Наполеон собирался отбыть в Италию, Винцингероде соблюдал крайнюю сдержанность с прусским правительством, но с королем продвинулся несколько дальше и, взывая к дружбе, завязавшейся меж двумя государями в Мемеле, попытался привлечь прусского государя во имя дружбы и общего дела. Видя, что на него давят всё сильнее, и поняв наконец о чем идет речь, молодой Фридрих-Вильгельм заверил его в своей личной привязанности к Александру и в горячем сочувствии делу Европы, но возразил, что он первый подвержен ударам Наполеона, что не считает себя достаточно сильным, чтобы бороться с таким могущественным соперником; что помощь, на которую его заставляют надеяться, прибудет слишком поздно, ибо она далека, и что прежде чем к нему придут на помощь, он будет побежден и, быть может, уничтожен. Он упрямо отказывался от всякого участия в коалиции, о которой ему позволили догадаться, не называя ее открыто.
Чтобы ответить на посещение Винцингероде, король также захотел послать доверенного человека в Петербург. Застров поехал в Россию, чтобы объяснить императору Александру позицию прусского короля, заставить его принять проявленную им сдержанность, а самому проникнуть, по возможности глубже, в тайну новой коалиции, всё еще завуалированную. Отправляя Застрова в Петербург с такой миссией, Фридрих-Вильгельм