Братцу? Да, у Леля вроде была сестра. Что-то смутно припоминаю из курса лекций по религии древнего мира.
– Если не ошибаюсь, Леля – вечно юная богиня весны, любви и продолжения рода? – Сама поражаюсь тому, как много разной информации, оказывается, есть в моей голове. Мысли мечутся, как стайка подростков, на вечеринку которых раньше времени вернулись родители хозяина квартиры. Одно дело хихикать по поводу каких-то далеких родственников Леля, и совсем другое – встретиться с ними лицом к лицу.
– Она, она самая, – ехидный голос, принадлежащий соколу, разбил повисшую тишину. – А вот со мной будет сложнее.
Кот, едва заслышав его голос, вновь вжался в меня, словно решил поиграть в «Чужого» наоборот: не выбираться из человеческого живота, а влезть туда целиком. Морщусь, отдирая от себя его когти. Птиц сказочно-мифологических я знала не так уж много, поэтому брякнула самое известное сказочное мужское имя:
– Финист Ясный Сокол.
Птица изумленно раззявила клюв, резко и шумно развернув крылья. Оля, то есть Лёля, залилась хрустальным смехом.
– Не в бровь, а в глаз, да, Вук? – обратилась она к ловчей птице. – Так что хоть она и человек, но человек не простой. Ой, не простой, кто бы меня не пытался убедить в обратном.
– Обычный я человек, – ощетиниваюсь. Не люблю, когда не понимаю смысла происходящего. – Так чего вы от меня хотите?
– Поговорить, – Леля опускается на диван с таким видом, что понимаешь – оттуда ее не сдвинут три эвакуатора. Её сокол мрачно следит за каждым моим движением – в интересах моей мебели, чтобы мрачный вид у него был вызван запором.
– О чем, господи, ты, боже мой?! – хватаюсь за голову. Я совсем-совсем не этого хотела.
– О божественном в том числе. Мавра, пойми, если бы я не хотела, чтобы ты знала, кто я, то не явилась бы сюда таким образом. Вселяться в человека – брр, – она передернула плечами.
– Ты вселилась… – В голове тут же всплыли фрагменты фантастических фильмов, где зло внедрялось в человеческие тела.
– О, убери эту гадость из мыслей, – женщина брезгливо морщит носик, словно я поднесла к ее лицу дохлую мышь. – Людей хлебом не корми, дай себя лишний раз попугать разной дрянью. – Я ничего не делала с душой твоей Ольги. Просто временно ее потеснила.
– А как ты сюда попала?
– Было незаперто, – пожала плечами гостья.
– Я имею в виду этот мир. Лель сказал, что богам и им подобным сущностям сюда вход заказан. Получается, ты не можешь, как Лель, являться сюда в своем облике?
– Не могу. Или не хочу. Это не важно, – она моргнула и неуверенно улыбнулась. – Важно сейчас то, что ты натворила.
Слушаю ее краем уха, куда больше прислушиваясь к самой себе. Богиня юной женственности, весенней возрождающейся природы, проклюнувшихся всходов, зачатия. Вторая – но не по значимости – Рожаница. Воплощение могучей силы, пробуждающей в мертвом жизнь. Но ничего этого