Катерина на секунду прервала свой запал, ловко протерев широким рушником посуду.
– Что греха таить, тесно живем тут… Все про всех знают. Вот и отбрили ее. Знакомые радости, говорят. Ладно трещишь ты, Дунька, красно. Бог тебе судья, ври далее! Ты вот наши порядки мараешь, а мы вот поглядим, какие сама заведешь, когда платок наденешь да кольцом палец скуешь. Ты бы краше занялась чем… Кто при заботе, тому скучать некогда, а ты всё лясы точишь! А ко правде: он милый, наш лекарь. Улыбается так конфузливо, ласково. Просто прелесть, хотя и с ехидцей, так ведь кто без греха? – Охваченная горячкой болтовни и сдержанным мужским молчанием, измученная душой, хозяйка вдруг залилась румянцем и, подсев к столу, с простодушной индейской нотой задала вопрос: – Странно мне, Ванюшка, отчего на наших иконах Христос не такой красивый, как у испанцев? Видела я как-то статуи их… Там и цвета, и краски более…
– Да ты что, мать? – Иван Александрович аж на миг потерял дар речи. – Ты ли это?.. Ты, Катерина, того! Говори, да не заговаривайся! Господь тебе не собака и не лошадь. Гляди, на синяк нарвешься! Это что же получается? У колодца поутру ты одно говоришь, да думаешь в доме, при свечах, другое…
– Да, – жена осеклась, но тут же сладила с собою, – когда я люблю – сие одно, когда не люблю – другое. Вот за тобой последую хоть куда…
– По любви ли? – Кусков грозой глянул в ее лицо.
– А то как же? – жена встрепенулась птахой, костяные цукли60 в ушах испуганно трякнули.
– А может из-за страха? Так да иль нет?
– Да что за разговоры, Ванюша? Обидно даже слышать! Я ведь без тебя, – слезы заискрились на ее красивых темных глазах. – Я ведь без тебя не смогу, родной ты мой…
– Ну то-то, смотри, Екатерина Прохоровна! И помни: имя у Господа и веры – великое.
За столом вновь наступила тишина, так что было слышно, как в подполе в бутовой кладке скребется мышь.
– Мне так за тобой спокойно, Иван Александрович. Так славно, – индианка виновато блеснула глазами, голос ее по обыкновению был лучист, прозрачен и тих.
– Э, нет, нежности оставим на потом. Мне ни слезы твои теперь, ни кошкины подходы не по нраву. Ты меня на свою борозду не своротишь. Я тебе не какой-то телок, чтоб меня за собой водить. И так под конфуз подвела пред есаулом. Ишь, Мстислав Алексеевич, Катерина-то как багряна стала, чисто пулымя. Стыдно, поди, аль? Эт хорошо, эт полезно для бабы… А то гляди, как заголосила! Сраму развела на всю избу. Что люди скажут? Ладно, живи, добродея. Понадобишься – призову. А сейчас ступай. Ступай с Богом, да подушку более не мочи слезьми, и так сыро. Ну, а мы, друже, еще по трубке… Дело порядком решать след.
Глава 7
За сараями,