Мартовский заяц, или Записки мальчика индиго. Родин И. О.

к себе в отряд и собирал сторонников. Ровно через час к оврагу с двух сторон подходила орава взлохмаченных лоботрясов – и немедленно начиналась разборка. Как правило, она все же происходила один на один. Толпа с обеих сторон являла собой группу поддержки, а заодно была своеобразным гарантом того, что поединок будет честным. До массовой потасовки с применением свинчаток, ремней с утяжеленными или отточенными бляхами и прочих подручных средств доходило редко. Но когда доходило, то это было настоящее Мамаево побоище. Один раз выясняющие отношения стороны даже разнимали педагоги во главе с бессменным вожатым первого, самого старшего отряда Шуриком, суровым мужиком, в прошлом тяжелоатлетом. Шурик пользовался всеобщим уважением среди подопечных, поскольку сквозь пальцы смотрел на отлучки в деревню за сигаретами, умеренное употребление портвейна, тайные походы в палаты к девочкам под покровом ночной темноты и прочие мелкие нарушения. Девизом здесь было: «Главное – не попадаться, а уж если попался – терпи». Поэтому все терпели, когда им попадало по задницам ремнем, или мимоходом прилетало в ухо по пути к себе в палату после ночной вылазки. Ибо понимали – получили за дело. Авторитет Шурика от этого только рос. Кроме того, он еще «ботал по фене» (то есть умел разговаривать на уголовном жаргоне), поскольку имел «авторитетных» приятелей. Незатейливые афоризмы, которые он порой изрекал, моментально расходились по лагерю, например: «Чтобы кровати были застелены, одеяла заправлены, а подушка стояла, как пиписка утром!»

      Однажды я был участником серьезной дуэли на кулаках. Причем не с кем-нибудь, а с Долининым. После третьего класса школа наша переехала в новое здание по совершенно другому адресу, и наши пути с Долининым разошлись. Но поскольку он ездил в тот же лагерь, что и я, мы периодически пересекались.

      Было это классе в восьмом. Долинин никогда не отличался особым умом, а тут, видать, к тому же гормон одолел. По этой причине он корчил из себя крутого парня, носил толстенный солдатский ремень и хамил всем без разбора. Меня при встрече он словно не замечал и даже не здоровался. Не помню, где он мне нахамил – то ли в столовой, то ли на стадионе. Слово за слово – в итоге, как и следовало ожидать, было назначено рандеву в овраге. Я, преисполненный праведного негодования, собрал изрядную группу поддержки, с которой явился на место встречи. Долинин тоже приперся со своими приятелями, так что всех присутствующих было человек тридцать, не меньше. Все, кроме меня и Долинина, расселись рядами на склоне – словно древние римляне в каком-нибудь Колизее. Я, сняв ремень, принялся было деловито наматывать его на руку. Долинин, увидев это, последовал моему примеру. Публика зашевелилась. «Вы че, офигели?», «Э, на ремнях не надо!» – послышались отовсюду голоса. Общими усилиями ремни у нас отобрали. У меня еще ликвидировали свинчатку, у Долинина в результате обыска ничего не нашли. Далее, как пишут в романах, секунданты скомандовали «Сходитесь!» – и поединок начался. Долинин дрался размашисто, «по-деревенски», орудуя кулаками, как мельница. Я к этому времени уже почти год занимался карате (повальное увлечение того времени) и предпочитал не как Долинин