Мартовский заяц, или Записки мальчика индиго. Родин И. О.

девочек-всезнаек, которые постоянно везде лезут со своим собственным мнением (впрочем, всегда совпадающим с «генеральной линией») и то и дело выступают на разного рода собраниях, причем с таким видом, точно они по меньшей мере Зоя Космодемьянская, которую за убеждения по сорокаградусному морозу ведут на расстрел. То ли от пустоты своей плоской, как школьная доска, жизни, то ли от начинающей именно тогда пробуждаться тяги к хулиганистым представителям противоположного пола, говорить ни о чем, кроме как обо мне, она не могла. Периодические встречи со мной в классе и школьном коридоре были, судя по всему, самыми ужасными и, соответственно, самыми яркими впечатлениями в ее жизни. Столкнувшись со мной в лагере, да еще в одном отряде, она, естественно, тут же неимоверно возбудилась и моментально всем рассказала о моих подвигах: о том, что я хулиган и двоечник, мерзавец, который не учит уроков, рвет книжки, ведет асоциальный образ жизни и периодически избивает своего классного руководителя. Эти «шу-шу-шу» по углам продолжались пару дней.

      В результате весь отряд от меня начал шарахаться, а вожатые смотрели косо и постоянно ждали какого-то подвоха. Смену я провел в гордом одиночестве, недоумевая, почему ко мне столь враждебно относятся люди, которых я даже не знаю.

      Впрочем, это был не единственный случай, когда у меня возникали в лагере трудности. Сплавляли меня туда каждое лето, так что опыт был довольно обширным. Например, в лагере была некто Зуева. Вообще-то сказать о ней «была» вряд ли правильно. Дело в том, что номинально это была, как следует из фамилии, девка, но по внешности и поведению…В общем, носила она короткую кучерявую прическу, была коренастой, широкоскулой, ходила по-мужски вразвалку, отличалась агрессивностью нрава и чуть что – сразу же предлагала: «Давай, выйдем!» В лагерь она ездила каждый год с первой по третью смену, знала всех, все знали ее, и где бы что ни происходило (от пионерской линейки до драки стенка на стенку), там обязательно маячила широкая, словно репа, голова Зуевой. В чемодане она постоянно возила с собой бутсы и гетры, потому что играла в футбол на чемпионате лагеря. Всегда и везде вела себя как «основная», с «реальными пацанами» водила дружеские отношения, при встрече разлаписто здоровалась за руку, в речи употребляла слова «в натуре» и «западло», а во время разговора то и дело сплевывала через зубы.

      Как-то раз мне довелось быть с Зуевой в одном отряде. Не знаю, что послужило причиной, но только это существо воспылало ко мне каким-то странным, извращенно-садистическим чувством. При встрече она начинала то боксировать мне плечо, то заламывать руку, то тыкать пальцами в спину, называя это «китайский бокс», то внезапно размахивать перед лицом руками, стараясь испугать, то обзывать и так далее в том же роде. Как на это реагировать, я не знал. Связываться не особо хотелось, да и с девчонками драться мне как-то до сей поры не приходилось. С переменной интенсивностью издевательства продолжались целую смену.

      Прошел год. Я снова отправился в лагерь – и чуть ли не первый, кого я там встретил, была Зуева. Она шла мне навстречу по аллее и широко улыбалась людоедской