Он был вооружен до зубов, и копье, и меч, и еще полтонны оружия. А то своего, природного, ему мало…
Игра в гляделки затягивалась. Я молился всем богам, чтобы обошлось…
Янгин крик повторился; я буквально на миг отвел взгляд в сторону… Потусторонний подобрался ("Все кончено. Мне кранты", – подумал я) и бросился… прочь.
Мне, без сомнения, следовало возблагодарить господа за милость его и без оглядки бежать домой…
"Боже, что я делаю?!" – мысленно взвыл я, с воинственно-победным воплем бросаясь следом…
Шансов догнать канонического потустороннего у меня не было, но этот оказался каким-то зачуханным, и едва был в состоянии не давать мне сократить дистанцию.
Тварь выскочила на скальную тропу, попетляла и скрылась.
Меня колотило от страха и быстрого бега. Я сначала выскочил на тропу, а потом уже подумал…
Он напал неожиданно, со стороны бьющего в глаза солнца. Сиганул откуда-то сверху. Единственное, что я заметил – блеснувший в солнечных лучах меч…
От первого удара мне удалось увернуться – хоть при этом я оказался отрезан от путей отступления и оттеснен к обрыву – а вот следующий был последним: меч перерубит меня пополам от плеча до пояса – самый выгодный удар из такого положения.
Увернуться невозможно. Отвести… Чем? Из "оружия" при мне вязанка дров…
Впрочем, терять было нечего, и я все же махнул ей в сторону противника. Пусть хоть заморочится, отводя удар. Хотя, ему ничего не стоит отвести его, даже почти не меняя линию удара…
То, что произошло дальше, повергло в шок как меня, так и моего противника.
Меч у потустороннего был дрянной. Настолько дрянной, что при соударении с деревом с жалобным "звяк" разлетелся на две половинки… Парень неловко махнул огрызком, оцарапав мне грудь, и уже не в силах уклониться от опускающейся ему на голову увесистой вязанки, печально и обреченно провожал ее взглядом… Его откинуло в бок шага на два. Вязанка развалилась, очень к месту освободив мне веревку. Я разоружил его и связал.
Честно, я был разочарован. Крыльев нет, и когти вовсе не такие страшные. Да и вид у него был почти человеческий… Ну челюсти, да – руку перекусят, пожалуй.
В этот момент мне стало парнишку очень жаль (про себя отметил, что даже перестал именовать его "тварью", а воспринимал почти как человека). Навскидку, ему было лет 18.
Мне стало стыдно за свое хищническое поведение. И за тщеславие. И за желание убить. А особенно, за желание обладать чучелом.
Я развязал веревку и встал.
– Пойдешь со мной? – я протянул мальчику руку.
Он вяло освободился из веревки и, вздохнув, обреченно подал свою. Если бы я не видел своими глазами, как пару минут назад эта тонкая полупрозрачная ручка сжимала тяжелый двуручник, ни за что бы не поверил. Парень поднялся, не без усилий, опираясь на меня, и тихо, вполне вразумительно проговорил:
– Можно я заберу свое копье?
Я поднял копье. Оно явно было "неземного" происхождения и, в отличие от остального