– Вы видите? Видите? – Агафья подскочила на стуле и начала бить радугу плавниками сверху вниз, пока та не перестала кривляться и перекручиваться. Она лежала на столе, немного помятая, но яркая и цветная.
– С этими радугами вечная проблема. С тех пор как Время отпустило Свет на волю, никто не может с ними совладать.
– Время отпустило Свет на волю? – невольно повторил я, широко открыв глаза.
– Ну да, – акула кивнула, – Время отпустило, а само исчезло, исчезло, исчезло, – она повторяла одно и тоже слово словно заевшая пластинка, – но вполне может быть что все совсем наоборот.
Дракон на моей шее кивнул головой в знак согласия с Агафьей Тихоновной. Он наблюдал за буйством красок положив голову мне на плечо и с его пасти капала слюна.
– Снимайте кашне, пусть поест тоже.
Агафья Тихоновна, конечно же, имела в виду дракона. Я потянул к нему руки чтобы снять его и накормить, а акула тем временем резким движением плавника, чем-то напоминающим удар в карате, оторвала кусок радуги сантиметров в 20-30 длиной и кинула к стенке, в полумрак, который тут же исчез, озаряя стену живыми и переливающимися красками.
Желтый вертикальный зрачок вопросительно уставился мне в глаза и я чуть заметно, но одобрительно кивнул. Небольшое дуновение в области шеи подсказало мне что разрешение воспринято правильно, и дракон-кашне, с открытой пастью, полетел вслед за радугой, на ходу расправляя крылья.
– Вам сколько лет? – как ни в чем не бывало, Агафья Тихоновна продолжала играть роль любезной хозяйки, но к радуге не притронулась.
– Сорок один, – ответил я, и зачем-то добавил, – было.
– Однако… И что, сорок он один год не ел? – она кивнула в угол, где дракон, как и положено рептилии, запихивал передними лапами остатки радуги себе в пасть.
– Ну я же не знал что он голоден, и вообще, я не представлял что зонты тоже едят.
– Едят, едят, – Агафья на секунду замолчала, как бы подбирая слова и продолжила:
– Едят и еще как. И не только зонты. И рубашки, и куртки, телефоны и кондиционеры, компьютеры и картины, подушки и пледы, телевизоры и упаковки от них. Все едят. Правда едят