И довольный Гвоздиков с мешочком лакричных конфет уже спешил озадачить
кассира.
Примерно так Гвоздиков доставал всех попадавших в поле его покупательно-
оценивательно-познавательной деятельности иностранцев.
Как следствие указанного в начале отоларингологического отклонения Гвоздиков
ощущал вокруг себя какой-то непонятный бессмысленный заговор. Вера в этот
заговор росла в Гвоздикове с каждым днем, т.к.:
1) он иногда нарывался на русских,
2) служители иностранного торгового культа каким-то образом понимали
Гвоздикова,
3) пятница…
Пятница! Как известно, скандинавы (жуткое слово) всю неделю работают, а по
пятницам выпивают и отдыхают.
Гвоздиков гостил у брата, который уже стал скандинавом (жуткое слово, как не
крути) – в пятницу они, конечно того…
Когда разгоряченный ностальгией и виски Гвоздиков врывался от брата в
вечерний Стокгольм, пресловутый языковой барьер падал стремительно и
отчаянно. Гвоздиков понимал всё, что кричали, шептали, пели и, наконец, просто
говорили вокруг!
Он дружески ущипывал болтающих о болонках старушек. С трагическим лицом
выслушивал исповеди уличных наркоманов. Подпевал кантри у местечковой
уличной эстрады. Негодовал по поводу информации о коррупции в местной
реакционной газетке. Громко сочувствовал негру – водителю в автобусе, в ответ на
предложение купить билет. Перемигивался с симпатичными женщинами,
предлагающими мороженое. С особой, бомжеватого вида категорией граждан
Гвоздиков обсуждал вопросы ценовой политики и рассказывал сказки о родине…
Однако, в понедельник всё возвращалось на свои места. Гвоздиков переставал
понимать – заговор нависал…
От недели к неделе Гвоздикову становилось всё хуже и хуже. Не выдержав
нервного напряжения, Гвоздиков попрощался с братом и уехал на родину раньше
срока.
Тут и приключилось с Гвоздиковым самое страшное. На родине Гвоздикову стало
казаться, что все говорят на иностранном (непонятном опять же ему Гвоздикову)
языке. Заговор, т.о. не переставал.
Ситуация уже казалась Гвоздикову безвыходной, когда, выпив по привычке в
пятницу спиртуоза, он ощутил знакомую странную отоларингологическую ясность:
он снова всё понимал!
Чтобы как-то облегчить ситуацию Гвоздиков нырнул в запой и поступил на
заочное отделение кафедры иностранных языков…
Прошло пять неровных лет… Пять лет неясных связей, неожиданных
неформальных тусовок, творческого рукоблудия и романтичных гастрологических
чаепитий.
Закончив учёбу, Гвоздиков чудом по подшивке вышел из запоя и, через некоторое
время, конечно же, блестяще поступил в аспирантуру. Так–то!
Теперь он работает старшим преподавателем и всё понимает…