– Не слишком ли смело? – спросил Клионер, пытаясь припомнить незнакомца. – Ведь это называется содомией.
– Содомия – это тот же ярлык, который навешивают невежды на то, что они не понимают, – парировал Абадонин. – Проведите общественный опрос, и вы поразитесь, как мало людей знают, что в странах Среднего Востока признаётся исламский закон: после сексуального сношения с овечкой поедать её мясо – смертный грех. Или кто из ваших знакомых имеет сведения о том, что законы Ливана позволяют сексуальные связи с животными, но все эти животные должны быть самками. А связь с самцами карается казнью.
– Я тоже не знал, – сказал Клионер. – Но боюсь, это рискованное предприятие.
– В чём именно риск? – спросил незнакомец.
– Засудят. И деньги не вернёшь.
– Бросьте. Легальный риск – нулевой. Нам с блеском помогут Конституция и борьба за свободу слова. А деньги… Беру на себя финансирование.
Клионер попал на крючок, но набивал себе цену молчанием.
– Да что брать страны Среднего Востока. Сексуальные связи с животными широко, но негласно распространены и в покинутой вами России. Вот, не далее, как сегодня, я услышал любопытную историю. О том, как в одной глухой деревне некий Зиновий…
Абадонин задумался о чём-то.
– Так что? – не выдержал Клионер.
– Вы ведь не спешите уходить?
– Да нет, время есть, – сказал Клионер.
– Давайте-ка лучше сделаем так. Человек, рассказавший эту историю, сегодня присутствует в ресторане, он среди гостей именинника. Несколько позже я вас сведу, и вы ту историю услышите из уст, разумеется, не из первых, но, гарантирую, не из последних… Да, вы случайно не знакомы с творчеством Владимира Курихина?
– Что-то слышал, – сказал Клионер, не желая лицом ударить в грязь.
– А ничего, если не слышали. Обо всех, обо всём невозможно слышать. Так вот, этот Владимир Курихин умудрился поставить садомазохистскую драму “Гляжу в озёра синие” на сцене Кремлёвского театра. И даже сумел привлечь к главной роли солистку Стокгольмской оперы. Я присутствовал на премьере. Во время арий по сцене прохаживались натуральные гуси и козы. В анонсе премьеры говорилось: “Убедительно просим зрителям при виде животных не волноваться и не быть в отношении к ним агрессивными”. Тем не менее, эротика спектакля так взволновала некоторых зрителей, что они с вожделением смотрели на проходящих гусей и коз. Узрев их лихорадочные взгляды, я подумал, что было бы здорово поставить эротический спектакль, и назвать его, скажем, “Пизанская Башня”, в котором бы люди смешались с животными, и всё бы пронзила гуманная мысль о глобальном единстве природы, о том, что все мы, и люди, и гуси, в конце