один мой любимый герой-мальчишка из «Лета ночи» появляется важным персонажем второго плана в ироническом триллере 2000 года «Бритва Дарвина». Тощий младший братишка, отчаянный смельчак из Элм-Хейвена, к 2000-му превратился в калифорнийского специалиста по расследованию несчастных случаев, ростом шесть футов и два дюйма и весом двести тридцать фунтов; у него с женой своя собственная фирма, специализирующаяся на делах о страховом мошенничестве. Его чувство юмора осталось прежним. (И он все так же ненавидел, когда его называли «Ларри».) От этого персонажа мы узнаем кое-что и о том, что сталось с его старшим братом.

      Еще один участник Велосипедного патруля из Элм-Хейвена 1960 года появляется в качестве главного героя в романе 2002 года «Зимние призраки». Он успел сделаться преподавателем английского языка в Монтане, потерял жену и семью после вполне заслуженного им развода и, страдая от серьезного нервного срыва, принял решение (ужасное или чудесное – на ваш выбор) вернуться на кишащую призраками ферму рядом с Элм-Хейвеном, которая раньше принадлежала его другу детства, и написать там роман.

      Как выяснилось, Элм-Хейвен и его застывшие окрестности из зимы 2000-го кардинально отличались от роскошного залитого теплым светом лета 1960-го. Но и главный герой «Зимних призраков» помнил события 1960-го иначе, чем о них рассказывалось в «Лете ночи». Сверхъестественное перестало быть сверхъестественным. Необъяснимое наконец… по большей части… объяснилось.

      Когда я писал «Зимних призраков», моей целью было создать эдакую литературную ленту Мёбиуса из двух романов – почти что буквально перекрученную и закольцованную историю с двумя поверхностями, но с точки зрения топологии всего лишь с одной стороной. Можно прочертить карандашом линию по обеим сторонам физической трехмерной ленты Мёбиуса, не отрывая при этом кончик карандаша от бумаги, – точно так же читатель может прочесть «Зимних призраков» и «Лето ночи» как две отдельные истории, две отдельные, но равные (и странным образом взаимозависимые) реальности, которые обе тем не менее основаны на одних и тех же событиях.

      Когда читатели говорят мне, что собираются прочитать обе эти книги, и спрашивают, с чего начинать: с «Лета ночи» или с «продолжения» – «Зимних призраков», я пытаюсь объяснить (и не всегда успешно), что второй роман – это на самом деле никакое не продолжение и не важно, с какой книги начинать. С чего бы вы ни начали, второй роман поможет прояснить второй. (Не важно, где вы приложите карандаш к бумаге, чтобы начертить бесконечную линию на ленте Мёбиуса.)

      Но в «Зимних призраках» есть «привидение». Это привидение – неизгладимое воспоминание о персонаже-мальчишке, у которого было бессчетное число возможностей в будущем и который погиб слишком рано, слишком жестокой смертью. Какое бы объяснение его гибели ни выбрал читатель, сама гибель окончательна и бесповоротна.

      Или нет?

      Как выяснилось, смерть одного из героев «Лета ночи» расстроила не одного меня. Во многих письмах, полученных мною из разных уголков