Но и это еще не всё, мой благосклонный читатель! Лет через пять после вечерних сборов пришел я на день рождения к одному своему родственнику и встретил среди гостей Мишу Ростовцева!
– Слушай, –говорит он мне—что-то «физия» твоя мне знакома? Мы где с тобой встречались?
– Где-где? В Караганде! Ты забыл, как «неуд» мне поставил за незнание матчасти в 1977 году? А еще во Владимирском лагере мы с Гариком тебе бутылку водки на опохмелку дали. Так ты с ней, как с младенцем, в лес убежал, здоровье поправлять!
– А, точно, вспомнил! Ну ты, брат, не обижаешься, надеюсь?
– Да что там обижаться, столько лет прошло!
Ну, и загадал я собравшимся гостям загадку, почему майор Ростовцев не ест соленых огурцов? За столом все ржали, включая и Мишу Ростовцева.
Обобщая все, что я написал, хочу только сказать, что легенда о «Дубовой роще» не совсем верна. Попадались, конечно, на военной кафедре и дубы (козловы и яцеки) но в остальном лес был, пожалуй, смешанный. Встречались и русские березы – котроховы, и клены – львовы, и сосны – ростовцевы. Сосны не корабельные, высокие и стройные, а чуть кривоватые, с изъянчиком, но по своему милые в общей массе деревьев. Да и большинство из нас тоже ведь далеко не корабельные сосны!
Моя жизнь на театре
(«Мои коммуналки»)
Когда меня выгнала очередная жена, я долгое время жил в большущей коммунальной квартире. В отличие от описанной Высоцким, где «на сорок восемь комнаток всего одна уборная», в этой были всего двадцать две комнаты и целых два сортира. А еще имелась большущая кухня с тремя газовыми плитами и «нелегальная» ванная.
Дом располагался на набережной Мойки, буквально в ста метрах от Невского. При батюшке царе здесь была гостиница, в которой, между прочим, в 1811 году останавливался дядя с племянником. Дядя был известным в Москве поэтом, а племянник только начинал «марать бумагу». И по фамилии дядя с племянником были Пушкины.
А в той части дома, что располагалась во дворе, до революции были меблированные квартиры, в которых жили богатые аристократы. После революции аристократов «ликвидировали как класс», а квартиры, занимавшие по полэтажа, объединили и устроили общежитие коридорного типа для пролетарских студентов. После войны «ликвидировали» и общежитие, а студентов не ликвидировали (времена после смерти товарища Сталина были уже «вегетарианские»), а переселили в другое, более приспособленное здание, и восстановили прежние квартиры, только вселили в них не аристократов, а «разной твари по паре».
Я жил в квартире на третьем этаже, занимая маленькую комнатку – шкаф, как у Раскольникова, только с окном во двор. Вернее, окно выходило на крышу, потому что двор занимал Театр эстрады, «Театр Райкина», как говорила Ульяна Зиновьевна, старушка-соседка. Она прожила в этой квартире 50 лет, родила и вырастила сына-алкоголика, который и по сей день жил при ней. «Так и помру в этой квартире. Всю жизнь ждала,