В качестве премьер-министра в период между 1940 и 1945 годами Черчилль мощно доминировал во всем, что касалось ведения войны, но его влияние практически не ощущалось во внутренней политике. В единственном случае, когда ему довелось быть премьер-министром в мирное время, он был еще более далек от руководства политической повесткой. Это было понятно, учитывая то, что военная тематика уже не была главным приоритетом, а также в силу преклонного возраста Черчилля и, в определенный момент, серьезных проблем со здоровьем (включая инсульт), которые позже подробно и нескромно описывал его лечащий врач лорд Моран[310]. Беседуя со мной в 1966 году, Р. Э. Батлер рассказывал, что, когда он был министром финансов в этом правительстве, Черчилль «вообще ни во что не вмешивался», за исключением выражения пожеланий вроде «займитесь чем-нибудь для пенсионеров», или «надеюсь, вы не станете забывать про бедняков», или «надеюсь, что это не принесет каких-то дополнительных выгод богатым»[311]. В отличие от своих обширных познаний в международной политике, и особенно в оборонной области, Черчилль, по мнению Батлера, был экономически безграмотен, но «очень отзывчив»[312]. (В одном из редких случаев, в некоторой степени иллюстрирующем последнюю ремарку Батлера, Черчилль вместе с министром труда Уолтером Монктоном пренебрег мнением министра финансов. Однажды в 1954 году Батлера утром вызвал премьер-министр, чтобы объявить ему: «Мы с Уолтером с утра пораньше договорились урегулировать забастовку железнодорожников на их условиях. Мы решили, что нет необходимости будить вас так рано»[313][314].)
При всей властности характера Черчилль оставался убежденным сторонником решающего значения кабинета, признавая при этом права и существенную самостоятельность отдельных министров. В 1953 году он заметил Морану: «В прошлом году у нас состоялось 110 заседаний правительства, а у социалистов бывало всего по 85 за год – и то в периоды повышенной политической активности. Я убежденный сторонник вынесения вопросов на заседания кабинета. Если у министра есть какая-то идея и ему хватит ума доказать ее состоятельность кабинету, то он получит поддержку всей государственной машины»[315]. Министрам была предоставлена значительная свобода действий в рамках их должностных обязанностей при условии подотчетности кабинету. Даже во внешней политике Энтони Иден пользовался большей самостоятельностью, чем можно было предполагать, учитывая, что это была сфера особого интереса самого Черчилля. Но он ценил мнение Идена, хотя иногда ощущал дефицит информации от него. «Энтони ничего мне не рассказывает. Он не пускает меня во внешнюю политику и занимается ею, как будто это его личный заповедник», – жаловался