– Ну, тогда мне пора, – сказал друг и протянул мне руку, помогая выпутаться из вязких объятий гамака…
– Как? Ты снимаешься ночью? – удивилась я…
– Ну что ты, Ритуля, посмотри, уже рассвет и солнце вот-вот взойдет, мне действительно пора.
Небо посветлело, стало ванильно-бирюзовым, а над горизонтом заалел серпик всходящего солнца…
Мы подошли к борту судна, и я, как-то само-собой, в мгновение, оказалась на берегу.
И так же стремительно клипер развернул, распахнул навстречу ветру, белоснежные паруса и стал удаляться навстречу восходящему солнцу.
Это отплытие было слишком быстрым, даже паническим, непонятным, а потому пугающим…
Сразу навалилась усталость. Душа и голова были опустошены до звона, хотелось лечь в постель и провалиться в забытье, без снов, без мыслей, без вопросов, которые я так и не успела задать и на которые, конечно, не получила ответа…
…я побрела домой. Пологий подъем казался бесконечным. Ноги, налитые свинцовой тяжестью, еле передвигались по тропинке. Дыхание сбивалось, сердце то колотилось, как бешеное, то, казалось, замирало на целые минуты… мне стало страшно.
Каким-то чудом я добралась до калитки, прошла нескончаемый путь до двери, вошла в спальню и рухнула на кровать, не раздеваясь. Я была опустошена, как выпотрошенная живая рыба, которая еще вроде и дышит и остатки жизни в ней еще теплятся, но все, что эту жизнь дает, вся сущность, все нутро, уже удалено… Сон, навалившийся мгновенно, был чем-то сродни удару кастетом в висок, тяжелым, болезненным и мгновенным…
Я провалилась в забытье…
Глава Третья
Я проснулась от запаха…
Нет, не так… я еще спала… и веки закрыты, и вместо мыслей смесь получувств-полуинстинктов, но всю комнату и всю меня наполнил запах, такой родной, уже полузабытый, никогда и никем неповторенный: пахло «сырной паской»…
…в каждой стране это блюдо имеет свой вкус, свой запах и свое название, но для меня это будет «сырная паска», название, данное моим мужем, когда ему было лет пять, запах десерта, который готовила моя свекровь, вкуснее которого я не ела никогда и нигде, и который мне никогда не удалось повторить даже приближенно, как бы я не старалась, как скрупулезно не повторяла бы рецептуру.
Мягкие солнечные лучи пытались раздвинуть кружевное сцепление ресниц, и я им это разрешила… По чуть-чуть начала открывать глаза, и ноздрями, дрожащими, как у молодого жеребенка ловила, вкушала и лакомилась запахом.
На пороге комнаты стояла моя свекровь, которую мы потеряли и оплакали много лет тому. Это была не та, изможденная и вымученная болезнью старая женщина, какой она стала в последние годы, а моложавая, с каштановыми кудрями и глазами цвета озерного омута, что-то среднее между фиолетовым, карим и тёмно-синим. Настоящая запорожская казачка, статная и властная, правящая своей