Его величество и верность до притворства. Игорь Сотников

уже и не ждёт спасения, а выразительно и просто возмутительно для Генриха-спасителя, смотрит в глаза другому – Генриху-разбойнику. И что, спрашивается, в этом случае делать Генриху-спасителю. Не бить же в самом деле самого себя. Да и если рассудить, не впопыхах и здраво, то, пожалуй, у Генриха-разбойника, у которого и людей побольше, и сами они пострашней выглядят в этих разбойничьих нарядах, шансов будет побольше, нежели у Генриха-спасителя. И кто ещё знает этого Генриха-разбойника, не слишком ли он там вжился в роль и не захочет ли дать отпор Генриху-освободителю. Да и к тому же себя бить, скучно и неинтересно, и тогда значит, для того чтобы неповадно было застывать в объятиях Генриха-разбойника, придётся отвесить хороших тумаков этой, забывшей кто ей дал прокатиться карету графине.

      Да и к тому же такие обстоятельства дел – с Генрихом-разбойником, не может не учесть уже Генрих Анжуйский, дорожащий не только брильянтами, но и дорогими мехами, где его шкура была самым ценным экземпляром.

      «Да и пожалуй быть злодеем куда менее затратно! – убедил себя Генрих, освободитель самого себя от ничего хорошего, а одни только затраты несущих благородных поступков. – А графиня, раз она так любит нежиться и не вырываться из объятий первого встречного разбойника, то при её доходе, меньше, чем мой кучер получает, пусть теперь в наёмной карете ездит или вообще, пешком гуляет. – Генрих мстительно, но с лёгким сожалением графини, посмотрел на её симпатичную шею, которая даже ещё не знала, в какой она опасности находилась под жестоким взглядом и в объятиях Генриха-разбойника. – Есть кто и побогаче, и подостойней. – Приняв решение игнорировать любительницу разбойников – графиню, Генрих перевёл свой взор на герцогиню ля Манж, главное достоинство которой было богатство её покойного герцога мужа, а также преклонный возраст, который становится достоинством в одном только случае – когда сильно преклоняешься перед златом».

      Правда жуткий вид герцогини ля Манж, искусственно приобретенный ею после стольких лет супружества за герцогом, требует не только смелости, но стойкости у смотрящего. А его, ничего не поделаешь, начинает головокружить и подташнивать после долгих смотрин на герцогиню. Ну и Генрих, чувствуя у себя на груди греющие его сердце кошели, решив, что он ещё не в таком бедственном положении, собирается так уж и быть, напоследок бросить свой прощальный взгляд на графиню де Плезир. Ну а та, до чего же натура чувствительная, берёт и своим неожиданным для него поворотом головы, подлавливает обращённый на неё взгляд Генриха. И, конечно, Генрих, как натура, в высшей степени учтивая и всегда, в любом положении замечающая симпатичных дам, не может через поклон не выразить перед ней своё преклонение и восхищение. На что следует лёгкий кивок графини, отчего Генрих приходит в новое мысленное волнение.

      – Теперь я обязан в перерыве к ней подойти и проявить озабоченность её прохладным