Крестины мы отпраздновали в том кругу, которым были в церкви. Лёня выпил слишком много и это тоже злит меня. Хотя я понимаю, что это из-за меня, но этого я злюсь ещё больше. За столом мы поддевали друг друга колкостями и злыми шутками, а когда гости разошлись, то и вообще начали открыто ссориться. Бабушка Таня попыталась заставить меня промолчать, не поддаваться на Лёнькины пьяные провокации, но я хуже пьяного Лёни, я это понимаю, но ничего не могу поделать с собой.
– Одна спи тогда, я на кухню пойду, может, хоть высплюсь! – Лёня распахнул дверь в спальню, чтобы взять подушку, на тахте в кухне подушек нет.
– Да ты и так выспишься под наркозом самогонным!
– Конечно под наркозом, ты же от своего наркоза никак не отойдёшь, что ж мне делать!?
– Ну, конечно, жена-сука виновата в том, что вы все пьёте!
– Кто все-то? У тебя ещё мужья есть? И много?
– Да не знаю, куда деть, с кем поделиться?! Может, с Олечкой?
Он позеленел от злости, трезвея:
– Ох, и… Стерва! Стерва ты!
– Ты проверь, проверь, может у неё, доброй Оли, всё же твой? Это же не я – стерва!
– Иди к чёрту, пусть тебя тут комары съедят! – выходя, он хлопнул дверью так, что кажется, качнулась тонкая стена.
Но мне опять мало:
– Иди-иди, от твоего амбре все комары сдохнут! – я кричу ему через стену.
– Вот и отлично! – слышу я его удаляющийся крик.
Но через минуту он вдруг вернулся, и взялся за корзинку со спящим Митей.
– Пацана не оставлю тебе, дуре, от твоего молока с ним нехорошее что-нибудь сделается.
– Спятил, дурак пьяный?! Оставь ребёнка! – я даже рот раскрыла от удивления.
– Когда мать дура, дитю один вред!
Я кинулась вырвать корзинку из Лёниных рук, он только отворачивается, отстраняя меня.
– Взбесился, оставь Митю! – удивительно, что Мите самому наш бедлам нипочём, он безмятежно спит, даже не шелохнулся.
– Мой сын, – весомо сказал Лёня, – с отцом спать будет лучше, от моего перегара его комары кусать не станут хотя бы! А от твоего кислого настроения у него изжога будет!
– Есть захочет ночью, что делать будешь?
– Песни петь буду, а утром смеси ему куплю. А тебе, дуре злой, не дам больше, сиди тут одна и злись! – он опять хватанул дверью, так что качнулась хилая стенка.
– Нечего дверями стучать, силы девать некуда, жеребец чёртов! – прокричала я.
– Конечно, некуда, мой табун с кобылами вона, в степь ускакал, щас в Москву приеду, обновлю! – орёт он в ответ уже с крыльца.
Бабушка с дедом весь этот наш концерт сносят терпеливо, и не вмешиваясь за закрытой дверью…
А что ж нам остаётся? Сидим как перед радио, вдвоём и, глядя друг на друга, слушаем, как наш дом едва не разносят в щепки.
– Может пойти… – вполголоса проговорил Алексей, взглянув на меня.
– Не