– Я весьма польщен вниманием к своей скромной персоне, маркиз. Я путешествую по городам и помогаю органам дознания раскрывать преступления, разумеется за вознаграждение. От подробностей я все же вас избавлю, в них слишком много человеческих трагедий и загубленных судеб, историями о которых я не хотел бы омрачать атмосферу праздника.
«Вечного праздника, которым является твоя жизнь, сладкая сволочь».
– Поверьте мне, детектив, судьбы людей – это то, что ежеминутно занимает умы дворянства, куда больше, чем вы, очевидно, думаете. Но все же заставлять вас рассказывать о себе я не собираюсь. Не так уж вы и интересны. А вы как считаете, Адела, много ли пользы обществу приносит частный сыск?
Адела похоже даже не слышала вопрос фон Кройса:
– И давно вы этим занимаетесь? – спросила она с едва уловимой усмешкой.
– Всю свою жизнь.
Малли фон Кройс похоже заметил насмешку в словах Аделы и был заметно доволен наличием подобных интонаций по отношению к Зорану с ее стороны. Адела явно нравилась ему.
Но даже в жизни таких беззаботных людей как он бывают огорчения. И усмешка Аделы, как это часто бывает с настоящими женщинами, означала вовсе не презрение, как это могло показаться.
А на площади тем временем зазвучала музыка какого-то очень известного и талантливого композитора. Медленная и романтичная, она заманивала пары на танец. И невозможно было ей противиться. Уж больно красивыми и чувственными были ее мелодии. Слишком убедительными для человеческих сердец.
– Может, потанцуем, Зоран? – неожиданно для всех произнесла Адела.
Зоран был удивлен не меньше остальных и куда более приятно, чем Малли фон Кройс. После некоторого замешательства он ответил:
– С удо…– Адела не дала ему закончить фразу и, бесцеремонно взяв за руку, повела в сторону специально отведенной для танцев площадки. – вольствием, Адела.
«Властные, наглые и своенравные. Так мне говорили о чародейках».
Они танцевали молча, и Зоран, который всю жизнь терпеть не мог это занятие, к своему удивлению, получал от него какое-то странное удовольствие. Мало того, что его партнерша прекрасно двигалась и, казалось, стала одним целым с мелодией, демонстрируя неподражаемую грациозность и глубоко спрятанную страстность, так еще и ее духи, похоже, обладали магическим эффектом. Это был холодный запах – сандал и мускус, но было в нем что-то еще, нечто необъяснимое, одновременно пьянящее и тонизирующее, нечто такое, отчего Зорану казалось, что его реакция стала лучше прежней, а мир вокруг замедлился и размылся. Единственной же четкой картинкой была Адела, и Зоран ей наслаждался. Он почти не сводил глаз с ее чарующей, похожей на полумесяц улыбки, лишь изредка, стараясь сделать это незаметно, переводя взгляд на бюст. Однако Зоран чувствовал, что Адела замечает