Если бы Виталий сказал, что ему трудно, что здесь не то, о чем он мечтал, что ему не интересно, Нюкжин просто по-человечески мог бы его понять. Но Мерипов ничего такого не сказал. Он «имел право»! И точка! От его слов веяло таким безразличием, таким бездушием и бесчеловечностью, что говорить с ним не хотелось. Мерипов был сейчас не просто чужой, не просто несимпатичен. Он был враждебен ему, Нюкжину.
Но Мерипов расценил молчание начальника по своему: дело решенное, разговор окончен. Он повернулся и пошел прочь от Нюкжина, с которым еще час назад делил место в кабине вездехода.
Кочемасов и Донилин вернулись быстро. Поначалу Нюкжин подумал, что они ничего не достали, поскольку магазин все-таки закрыт. Но ничего подобного! За спиной Кеши горбатился рюкзак. Донилин вытащил из карманов две бутылки и Кочемасов одну.
– Не много? – мрачно спросил Нюкжин.
– Еще не хватит, – пообещал Донилин.
Нюкжин покачал головой, но, как говорится, «поезд ушел»!
Кеша хозяйственно вынул из рюкзака буханку свежего хлеба, какие-то консервы и банку красных консервированных болгарских томатов, что само по себе уже выглядело роскошно. Из вездехода принесли мешок с остатками картошки. Двадцать килограммов картошки и пятнадцать килограммов репчатого лука Нюкжин вез с Большой Земли как деликатес, который расходовался очень экономно.
Картошка и томаты! И баня, деревенская, с паром… Настоящий праздник!
Подошла хозяйка. Она принесла замороженную нельму, на строганину, и сказала, что баня поспеет минут через десять. Донилин уже вертел в руках бутылку, но Нюкжин твердо распорядился:
– После бани!
– Ясно, что после, – Донилин таращил наивные глаза, но на губах Кеши появилась веселая улыбка.
– Чего лыбишься? – накинулся на него Степан. Сердился он, конечно, не на Кочемасова.
Виталий уже стоял со свертком чистого белья подмышкой.
– И то верно, – как ни в чем ни бывало сказал Кеша. – Выгребайте уголья, а я сейчас, тут в сарайчике венички березовые…
…Красные, распаренные, они сидели за столом. От вареной картошки поднимался пар. В миске истекали соком красные томаты. На широкой дощечке лежала нельма, нарубленная топором на большие куски. Топорщились открытыми крышками консервные банки. Кеша нарезал хлеб, свежий, мягкий, аппетитный.
Степан натренированным жестом отковырнул пробку и потянулся к Нюкжину, но тот отвел руку с бутылкой.
– Мне не надо.
– Обижаешь, начальник…
– Нет, Степан. Я к тебе всей душой. Пойми меня правильно.
– Я тоже воздержусь, – неожиданно сказал Кеша, хотя минутой раньше был непрочь разделить компанию с Донилиным.
– Во, дают!.. – удивился Степан и повернулся к Виталию. Но и тот прикрыл свой стакан.
– А ты? Не за рулем же?!.
– Я не буду.
– Славяне! Посмотрите