И я не стал ни диктофон вынимать, ни фотоаппарат расчехлять. Но затею свою расспросить его более подробно не оставил. Решил, что, спустя какое-то время, когда Василий Иванович подзабудет это несостоявшееся интервью, опять к нему подсяду с включенным в кармане диктофоном и постепенно, исподволь, выведаю недостающую для полноценного очерка информацию и все равно напишу о нем.
Но Василий Иванович все не появлялся и не появлялся во дворе. Вот уже и Новый год прошел, и непривычно теплый февраль – самое время для прогулок! – пролетел, март уже, а знакомой, слегка согбенной фигуры я так больше и не увидел.
И вот вчера при виде этой скорой подумал: не к Василию ли Ивановичу она приехала? И спросил об этом на выходе со двора у охранника, вышедшего покурить из своей сторожки.
– Это который фронтовик, что ли? – позевывая, переспросил он. – Так он помер, перед самым Новым годом. Вот так же скорая приезжала, как раз в мое дежурство. Да только зря – инфаркт у деда был – обширный, говорят, не откачали.
Не скажу, что я был потрясен – мало ли пережил-перевидал смертей за свои немалые уже года, – но очень опечалился. Вот еще одним участником великой, жестокой и кровопролитнейшей войны, стало меньше. И я, к великому своему сожалению, не успел написать о Василии Ивановиче при его жизни – о том, как он крутил баранку на фронтовых дорогах, под свист пуль и грохот разрывов снарядов и бомб.
Как рвали его тело осколки вражеского металла, но он, оправившись от ран, снова садился за руль, но уже другой полуторки (прежнюю, безнадежно покалеченную снарядом, списали). Как в мирной жизни он остался верен фронтовой профессии и наматывал на колеса машины десятки тысяч километров, развозя нужные для восстановления подорванного войной народного хозяйства грузы.
Как болели его раны и раскалывалась от ужасного гула и звона контуженная голова, когда менялась погода или когда кто его сильно расстраивал. Но он не мог валяться долго на койке – его гнали за баранку профессиональный долг и обязанность перед семьей, которую надо было кормить.
И хотя не было моей вины в том, что я обо всем этом не написал в очерке про Василия Ивановича – так уж сложились обстоятельства, – все равно я чувствую себя перед ним виноватым. Простите меня, дядя Вася! И пусть хоть эти скупые строки послужат памятью о вас, славном воине и неутомимом труженике фронтовых и мирных дорог…
Упущенная выгода
Семья Амалии распалась по экономическим причинам. Муж Амалии, Виктор, оказался мужчиной ленивым, но совестливым. Он выражал яростные протесты по поводу, например, выкидывания просроченных продуктов: – Ну куда ты котлету понесла, МАля!?
– Так всё! Три дня уже лежит.
– Ну и что! Я её съем.
– Нельзя просрочку есть, сколько раз тебе говорила!
– Ничего со мной не сделается. Надо экономить. И так