Да, я совершенно точно знаю, что абсолютное совершенство вызывает не любовь, а благоговение, и поэтому не завидую красавцам без изъянов.
Один мой знакомый художник, которого по случайности тоже зовут Сашей, был влюблен в натурщика и изображал его похабным Бахусом. Сохраняя сходство, Саша искажал совершенные пропорции натурщика, то удлиняя его нос в грушу, то приделывая ему складки на животе.
– Иначе я сойду от него с ума, – пояснил Саша, показывая карандашные наброски.
– Может, тебе с ним лучше переспать, чем так уродовать? – предложил я.
Саша-художник вспыхнул и решительным движением смел все рисунки в папку. Творческим людям нельзя мешать быть несчастливо влюбленными. Они от этого звереют и могут наделать глупостей. Вот и Саша-художник выгнал меня в шею из своей студии, лишив себя моих советов.
Потом они все-таки переспали, но продолжения у любви не было. Саша-художник ожидал от совершенного тела совершенной души, а натурщик был косноязычен. Наверное, неумение складно говорить было для Саши-художника не мелким, а большим изъяном. Не та пропорция. Сейчас Саша-художник рисует только животных. Днями напролет рисует львов и мартышек в зоопарке. Я его понимаю. Он не знает их языка и их возможное косноязычие не похерит его любви. С ними он счастлив.
Впрочем, положа руку на сердце, я тоже счастлив, что Саша-художник только раз переспал с натурщиком. У меня дух захватывает, когда я думаю, что однажды встречу того безымянного натурщика и, зная, что он свободен, запросто к нему подойду. Конечно, я не буду говорить, что восхищен его красотой. Я только намекну что-нибудь про викингов, на которых он похож. Натурщик меня не поймет, но улыбнется и осветит мою жизнь новым светом. Мне сладко мечтать об этой встрече. У меня замирает сердце, когда я вспоминаю кудри, добела вытравленные солнцем, безбровое длинное лицо, в два аквамарина сверкающие глаза и большой, тщательно нарисованный рот над ямочкой раздвоенного подбородка. И при этом безымянный натурщик не может грамотно связать и двух слов. Как хорошо! Ему не стыдно говорить чепуху. Он поймет и примет…, если, конечно, не окажется таким же кривлякой, как Ашот.
Хотя, знаете, я зря грешу на Ашота. Я специально придумываю ему обидные прозвища. На самом деле я защищаюсь от его красоты. Не хватало мне еще в него влюбиться! Что мне тогда делать? Посыпать голову пеплом, как скорбные индусы? Скулить днями напролет в подушку, как было в школьные времена из-за драчливого Саши? Увольте. Мне хватит того, что я отдаю красоте честь и на нее равняюсь.
Один умный мужчина (не помню, как его звали, я очень пьяный был) сказал мне, что красота – это талант. По его мнению, кто-то умеет играть на гармошке, впаривать плохие вещи по цене первоклассных